Кремль 2222. Запад. Владислав Выставной

две категории,– спокойно пояснил Вест.– Воины и слуги. Ты родился слугой.

      – А может, рассмотрим варианты? – пробормотал парень.– Может, я могу быть кем-то, кроме слуги?

      – Да.

      – И кем же?

      – Рабом.

      Книжника посетило какое-то дикое ощущение – словно коварная судьба расхохоталась ему в лицо. Он ничуть не удивился бы, если бы сейчас за спиной возник отец Никодим и снисходительно похлопал по плечу чересчур возомнившего о себе отрока. Оставалось лишь обиженно разрыдаться и униженно поплестись обратно – скрестись в запертые ворота под насмешками дозорных.

      И вдруг откуда-то пришло озарение: именно этого от него и ждет чужеземец, с достоинством принявший княжью помощь – такую, в какой в действительности не нуждался! Он ждал крепких дружинников, знающих толк в оружии и схватках, а получил, словно в издевку, бесполезного хилого сопляка. Которому только и остается, что с позором вернуться обратно. Или нет?

      Книжник решил принять вызов.

      – Хорошо,– тихо, но твердо сказал он.– Я готов быть хоть слугой, хоть прирученной крысособакой. Но ты выполнишь все обещания, которые дал князю. И покажешь, где и как вы закаляете клинки.

      В глазах чужака мелькнула искорка интереса – но тут же погасла. Он повернулся – и продолжил удаляться прочь от кремлевских стен – на запад.

      – Скажи хотя бы как тебя зовут! – едва поспевая за воином, крикнул Книжник.– А то ты так и не соизволил представиться.

      – Зови меня «мой господин»,– отозвался вест.

      – Может, тогда лучше «повелитель»? – хмыкнул парень. Действительно, смешно: в Кремле не принято обращаться к простым воинам с такой чопорностью.

      – Можно и так,– сказал вест.– Я последний воин клана, значит – его глава. Хорошо, зови меня повелителем.

      Семинарист прикусил язык, не понимая, шутит вест или говорит серьезно. Хотя особой склонности к ерничеству за чужаком пока не наблюдалось. Книжник оставил на время попытки разговорить спутника и решил просто понаблюдать за ним. Тем более что за ладной фигурой воина можно было наблюдать до бесконечности – он походил на совершенную машину войны, хоть и отличался от московских дружинников. Не было в нем этой показной молодецкой удали, бьющей в каждом движении, в каждой позе. Напротив – движения его были нарочито скудны и экономны, словно вест берег силы перед одним-единственным ударом. При всем желании пока что трудно было определить преимущество или слабину воина с Запада перед кремлевским ратником. Одно было ясно: этот вырос и сформировался в боевую единицу по иным принципам.

      Взгляд парня переместился на окружающий пейзаж, и тут же нахлынуло вполне оправданное беспокойство: они шли по открытой местности, и это не могло не привлечь внимания со стороны тех, кто до поры до времени скрывался в руинах.

      В памяти быстро всплыли карты и схемы, что входят в базовую подготовку любого воспитанника кремлевской Семинарии. К ним Книжник проявлял особый, мало кому понятный интерес. Разумеется, большинство карт – довоенные, более чем двухсотлетней выдержки, с небольшими новейшими правками. И, тем не менее, эти древние карты – одна из основ последней