Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине. Вальтер Скотт

складки флерового покрывала, мелькнула подобно яркому лучу ясного месяца, скользнувшему из-за густых облаков в летнюю ночь, и еще раз уронила к ногам рыцаря цветок.

      Этот вторичный знак не мог быть случайностью: не случайно обнажилась рука, напоминавшая ему ту, которой он однажды коснулся устами своими, поклявшись в вечной верности. Ясным доказательством его предположения служил знакомый ему драгоценный яхонт, сверкнувший на одном из пальцев. Локон темно-русых волос, столь дорогих ему, мелькнул из-под раздвинувшегося покрывала. Да, действительно, это была та, которой принадлежали все помыслы рыцаря. Но он не понимал, как могла она очутиться в этой дикой, необитаемой пустыне, среди посвятивших свою жизнь уединению и исполнению данных обетов.

      В то время как рыцарь был погружен в свои размышления, процессия из придела входила уже в те же двери, откуда вышла. Глаза рыцаря напряженно следили за юной девушкой; прежде чем переступить порог, она повернула голову в его сторону; еще с минуту виднелось ее покрывало, и затем она скрылась за дверью. Как только переступила через порог последняя девушка, за ними со стуком захлопнулась дверь; пение хора внезапно оборвалось, все лампады погасли, и рыцарь остался один в густом мраке.

      Однако уединение и таинственность места не беспокоили сэра Кеннета: он не думал о них, призрак, мелькнувший перед его глазами, стоял живой перед ним. Он поднял оброненные цветы, прижал их к губам и к сердцу и поцеловал холодный камень, хранивший следы ее ног.

      Странным может показаться, что рыцарю и в голову не пришла мысль последовать за любимой девушкой, но в те далекие рыцарские времена это было естественно. Он думал о ней как о божестве, которое, осчастливив его своим минутным присутствием, скрылось в святилище.

      То было время, когда в любимой девушке видели таинственное высшее существо; рыцарский, воспетый трубадурами культ женщины уподоблял ее планете, изливавшей в счастливую минуту свой лучезарный свет на человека. Она пользовалась полной свободой радовать его своим присутствием или же наводить на него своим отсутствием тоску и уныние, оживлять его своей лаской или приводить в отчаяние своей суровостью. Да она никогда и не позволила бы ему ничего иного, кроме заслуг и подвигов, совершенных в честь ее. Что касается сэра Кеннета, то он не имел иной цели, как всегда быть покорным ее малейшим желаниям и славными подвигами своими увековечить ее имя.

      Посторонние обстоятельства придавали любви рыцаря еще более романтический характер. Он никогда не слышал звука голоса любимой девушки, хотя ему часто удавалось видеть ее прелестное лицо. Она жила в высшем кругу, и, хотя звание рыцаря давало ему туда доступ, он не был членом его. И как бы ни были блестящи его подвиги, каковы бы ни были его военные заслуги, бедный шотландский рыцарь никогда не мог приблизиться к своему божеству, и взор его едва смел коснуться его, как взор персиянина – дневного светила.

      Найдется ли женщина, какого бы знатного происхождения