Голос Безмолвия. Избранные статьи. Елена Блаватская

и глубину древних воззрений, он заявляет, что она должна рассматриваться «как глубочайшая из истин, отнятая древними мудрецами у современной мысли»!!

      Таким образом, «современная мысль» ставит глубоко религиозный пантеизм индуистской и буддистской философии рядом со случайными причудами пессимистического материалиста и даже отождествляет их. При этом не принимается в расчет глубочайшая пропасть, их разделяющая. Не имеет значения, что пантеист, не признавая в проявленном Космосе никакой реальности и рассматривая его как простую иллюзию чувств, должен и в своем собственном существовании видеть лишь клубок иллюзий. Когда же он говорит о способах избежать страданий объективной жизни, то его взгляд на эти страдания и причины, побуждающие положить конец существованию, полностью отличен от взглядов пессимиста-материалиста. Для него боль и страдания – это иллюзии, результат невежества и привязанности к этой жизни. Потому-то он и стремится к вечной неизменной жизни и абсолютному сознанию в состоянии Нирваны, тогда как европейский пессимист, принимая «зло» жизни как реальность, стремится (когда у него есть время стремиться к чему-либо, кроме вышеуказанной земной реальности) к уничтожению «существования», как он это называет. Для философа реально существует только одна жизнь – блаженство Нирваны, состояния, отличного по качеству, а не только по степени, от какого-либо другого плана сознания в проявленной Вселенной. Пессимист называет Нирвану предрассудком, считая ее просто «прекращением жизни», жизни, начинающейся и заканчивающейся для него на земле. Пантеист игнорирует в своих духовных устремлениях неделимое однородное единство, на котором сейчас делает такой капитал немецкий пессимизм. Он знает и верит только в непосредственную причину этого единства, вечную и всегда действующую, ибо Единое не сотворено, или, скорее, не эволюционирует. А посему все его усилия направлены на скорейшее возможное соединение с ним и возвращение к пред-изначальному состоянию после странствования по иллюзорной цепи воображаемых жизней с их фантасмагорией чувственного восприятия.

      Такой пантеизм может расцениваться как «пессимистический» лишь теми, кто верит в личную предопределенность, теми, кто противопоставляет отрицанию реальности всего «сотворенного» – то есть обусловленного и ограниченного – свою собственную слепую и нефилософскую веру. Восточная мысль не занимается выискиванием зла в каждом фундаментальном законе и проявлении жизни и умножением числа жизненных явлений на количество бед, зачастую воображаемых. Восточный пантеизм просто подчиняется неизбежному и стремится, насколько это возможно, исключить из своей жизни как можно больше последующих «падений в перерождения», избегая создания новых кармических причин. Буддийскому философу известно, что продолжительность цепочки жизней всякого человеческого существа, пока он не достигает Нирваны «искусственным путем» (как говорится в Каббале: