Декамерон по-русски. Елена Логунова

мой милый.

      – Дениска, спасай! – сказала я.

      – Всегда пожалуйста, любимая!

      Я приложила трубку к признательно забившемуся сердцу и сказала Зойке, заканчивая давний спор:

      – Понимаешь теперь, почему я выбрала мента? Мало слов – много дела! И так во всем.

      Пристыженная Зойка уныло кивнула, а Денис в трубке хмыкнул и проницательно заметил:

      – Комплименты – это не к добру. Чую, просьба будет на редкость гадкая!

      Разумеется, он не ошибся. Однако вытащить из милиции «насильника» Севу оказалось совсем не так трудно, как думал паникер Бронич.

      – Конечно, если бы пострадавшая девушка тоже поехала в участок и написала там заявление, ваш Полонский не отделался бы так просто, – снисходительно объяснил мне мой милицейский герой уже поздним вечером, предварительно истребовав и получив с меня благодарность за совершенный им подвиг натурой.

      К счастью, барышня скрылась с места происшествия еще до того, как увезли Севу в милицейском «бобике». Пока стражи порядка отскребали с асфальта побитого честными гражданами «насильника», его «жертва» тихо шмыгнула в подоспевшее такси и по-английски удалилась в неизвестном направлении.

      – Сумасшедшая какая-то девица, – зевнув, подумала я вслух. – Припадочная! Сначала возвела на парня напраслину, а потом усовестилась и сбежала.

      – Уверена, что это была напраслина? – сонно пробормотал Денис. – Я лично вашему Полонскому не слишком доверяю…

      Одно время Сева за мной ухлестывал. С тех пор и навсегда он у бдительного милицейского капитана Кулебякина на подозрении. Но я не стала спорить с милым: мне хотелось спать, и я не отказала себе в этом.

      Телефон зазвонил среди ночи.

      Поздний звонок четко проассоциировался у меня с милицейскими подъемами по тревоге, так что я и не подумала снять трубку. Это сделал Денис. И лишь когда он прилепил мобильник к моему уху, я поняла, что телефон-то мой собственный!

      – Инночка! Ах, Инночка! – В трубке захлебывалась слезами мама Севы Полонского.

      – Нонна Игоревна?

      Я села в постели, включила бра в изголовье кровати и посмотрела на будильник.

      Была половина третьего. Шесть часов назад я передала помятого и обессиленного Всеволода с рук на руки его любящей маме, и в тот момент она плакала от радости, так как успела вообразить своего милого мальчика в полосатой робе арестанта, с бритой наголо головой и деревянными колодками на ногах.

      Теперь в плаче Нонны Игоревны и малейшей радости не чувствовалось.

      – Инночка, Севу забрали! – прорыдала она.

      Я подумала, что намятые бока Полонского все-таки потребовали госпитализации, и спросила:

      – В больницу?

      – Нет, не в больницу! В тюрьму!

      – В какую тюрьму? Почему? За что?!

      Я покосилась на Дениса.

      – Кузнецова! – с упреждением зарычал он, выглянув из-под подушки. – С кем ты, черт побери, якшаешься? Я не буду вытаскивать из кутузки всех твоих хахалей!

      – Это