Статус человека. Виталий Забирко

и солнце. Жгучее, пылающее. И дорога. Сказочное Королевство, почему ты сегодня невесело? Ему вдруг вспомнился тот самый день, когда Айя дала ему прозвище…

      …В тот день он ушёл на «попрыгунчике» в Пески брать пробы. Алеша тоже ушёл куда-то: то ли в океан, то ли вдоль побережья, и в Деревне остался один Кирш. Он, наверное, купался с человечками в Лагуне и играл с ними в мяч, потому что, когда Донован вернулся, все они тесным кругом лежали на песке и, затаив дыхание, слушали побасенки Кирша, а чуть в стороне сиротливо лежал мокрый, вывалянный в песке волейбольный мяч.

      Донован выбрался из «попрыгунчика», но все были настолько увлечены рассказом Кирша, что его никто не заметил. Он очень удивился таким небывалым способностям Кирша, и, вместо приветствия, заулюлюкал на манер сустеков с Патагоны, собирающихся на ночное пиршество. На Земле, когда он работал в детском саду, на его воспитанников это производило впечатление.

      Все, как по команде, подняли головы, и тотчас из кучи тел выскочила золотистая фигурка Айи и со всех ног бросилась к нему. Она бежала ему навстречу, радостная и довольная, растрёпанная, крича на всё побережье:

      – Ды-ы-ылда! Дылда приехал!

      Затем, подпрыгнув, повисла у него на шее и, уткнувшись носом в ухо, чуть задыхаясь от быстрого бега, выпалила:

      – Милый мой, хороший мой Дылда!

      Донован остолбенел.

      – Ведь ты Дылда, да? – Она отстранилась и взъерошила ему волосы.

      Донован ошарашенно посмотрел на Кирша. Тот, ехидно сощурившись, смотрел куда-то в сторону и что-то весело насвистывал.

      – Это он тебя научил? – кивнул Донован в сторону Кирша.

      – Ага! Я спросила его, как будет по-земному: «Самый добрый, самый умный, самый сильный и хороший, и красивый, самый длинный из людей», – и он сказал, что Дылда… А что – неправда?

      Донован представил, как Айя пробовала на язык предложенное Киршем слово, долго катала на языке, прищёлкивала… И как оно ей понравилось. Он улыбнулся.

      – Правда.

      Ратмир высунулся из «богомола» и посмотрел в пустыню. Туда, куда смотрел Донован. Ничего не обнаружив, он осторожно окликнул Малышева.

      – Да? – очнулся Донован. Затем тяжело вздохнул и полез через борт. – Поехали…

      Феликс вывел «богомола» на шоссе, и сразу же по дну, как ножом по сковородке, завизжали растираемые в пыль песчинки. Он поморщился, приподнял машину над шоссе и пустил её в нескольких сантиметрах над поверхностью.

      Дорога, изгибаясь, шла вокруг бархана. Чувствовалось, что на этом участке её биосиликетное квазиживое змеиное тело расслабилось, растеклось по песку, готовясь сократиться, сжаться и вползти на вершину бархана, пока песок не успел засыпать шоссе. Далее дорога ныряла между двумя горбами и круто взбиралась на вершину следующего бархана. И, казалось, так до бесконечности. Было жарко и сухо. Необыкновенно сухо. И пустынно. Пески. Континент песков. Целая планета песков.

      – Ну и сушь! – просипел Феликс. От одного вида крупнозернистого песка, пропитанного солнцем, першило в горле