Земля точка небо. Алексей Егоренков

развлекательная пресса. Ты считаешь, кого-то развлечет этот бред, который несут наши политики или, там, звезды?

      – Но это же неправда, – сказал Дима неуверенно.

      Ксюша нахмурилась, одернула манжеты и сложила руки на груди.

      – Слушай, – она сбавила тон. – Отныне я твой редактор, и давай я буду сама решать, что правда, а что неправда, оки?

      – Ладно, – промямлил Дима, не понимая, чем он мог ее обидеть.

      – Мы делаем грязную работу, – Ксюша вздернула носик. – Если не сможешь с этим жить, то у тебя ничего не выйдет.

      Она развернулась, пронзительно скрипнув туфлями, потом застыла и приложила к дужкам очков указательные пальцы.

      – Ты совсем меня сбил. Я принесла тебе памятку по чтению корректуры и всякие другие советы… – Ксюша шагнула к столу и взяла скрепленные листки. – Просмотри мельком, я вернусь, и будем учить тебя работать. Оки?

      Она улыбалась и больше не казалась обиженной.

      – От Митяя Честного, – сказал Дима, глупо ухмыльнувшись ей в ответ.

      22 апреля 2003 года

      Площадка напоминала театральный зал после второго звонка. Свежий холодок еще щекотал ноздри, но между кресел уже пробирались люди, за кулисами шумели рабочие, а между подиумом и сценой тянулся целый серпентарий из проводов и запутанного кабеля, в котором прыгал тощий режиссер.

      Это он был на прослушивании справа от Члеянца, подумала Лиза. Она жалась к неоновой декорации («В-А-У!»), чувствуя себя крошечной и бесполезной. Рабочие, операторы и другие незнакомые люди обходили ее стороной, задевали плечами и стремянками, извинялись очень вежливо, – с режиссером и то вели себя грубее, – а одна женщина даже вручила ей стаканчик кофе. Но Лизу грызли мысли о том, что ей здесь не место. Вот Анжелика, например – явно была при деле, где-то пропадала, вовсю готовилась. Вообще, каждый был занят чем-то, кроме Лизы.

      Решившись, она сделала два робких шага по синему ворсу, покрывавшему сцену.

      – Как тебя там, куда ты, – замахал на Лизу режиссер. – Стой, не теряться нигде. Так!

      Он повернулся к студийной публике.

      – Кто новенький, я говорил уже, запоминайте: в зале НЕ разговаривать, ведущих НЕ разглядывать, – всякий раз, говоря «не», режиссер слегка приседал. – Места НЕ покидать до перерыва. Из своего кармана никто платить не хочет?

      В зале никто платить не хотел.

      – Отлично. Значит, так, перед вами, – он несколько раз указал пальцем. – Вот это табло. Пока мигают «аплодисменты», все хлопаем. Пока «смех», все смеемся. Когда «серпантин» замигает, надо объяснять? Идею все поняли? Так, серпантин у всех есть?

      Идею поняли все, но серпантина не хватало. Режиссер опустил руки и ускакал, спотыкаясь о провода и матерясь под нос. Загорелась рампа и подсветка; от затянутых бумагой ламп тут же потянуло жженой пылью.

      «Так и знала, скоро здесь будет нечем дышать», – подумала Лиза.

      – Где помощница? Воробьева! Иди сюда, – из-за кулисы пробился требовательный голос, и Лиза спешно нырнула в бархатные портьеры, где нашлась и сама Анжелика, уже обутая в туфли на высоченном каблуке и наряженная во что-то вроде