Иосиф Сталин. Начало. Эдвард Радзинский

в кабинете Ленина, когда пришел Дзержинский.

      – Этот негодяй Малиновский требует, чтобы мы привезли его к вам, Владимир Ильич. Он упорно твердит: «Ленин все объяснит».

      Ильич побледнел, и тогда Коба предложил:

      – Владимир Ильич, позвольте мне разобраться с мерзавцем.

      Ленин долго молчал, потом сказал:

      – Разберитесь…

      Коба вернулся при мне. Доложил Ильичу:

      – Опоздал. Трибунал приговорил его к расстрелу и уже… Жаль. С удовольствием повесил бы его за яйца!

      Мне рассказывали, будто на самом деле Коба успел. Он вошел в камеру Малиновского… А резолюцию о расстреле Малиновского революционный трибунал принял позже.

      Это конечно легенда. Но я никогда не заговаривал с Кобой ни о туруханской ссылке, ни о Малиновском. Я был умный.

      Новый Коба

      В Монастырском я прожил совсем недолго. Вскоре со мной связался тот самый капитан-швед, работавший в Заполярье на судне норвежско-русской пароходной компании. Он был социал-демократ и имел задание помогать бежать русским ссыльным революционерам. Он предложил мне свои услуги. Я договорился, что со мной, возможно, будет мой друг.

      Я опять заплатил приставу и отправился в Курейку со стражником.

      Приехали поздним вечером, в одиннадцатом часу. Комната Кобы оказалась закрытой.

      Хозяйка сказала:

      – Ваш гуляет! Известно где! У Перепрыгиных, – фамилию могу перепутать. – Он теперь там пропадает. У них там каждый божий день гулянка и праздник. Потому они и нищие. – И объяснила: – Это на самом краю деревни. Изба у них ветхая, чай, не пропустите…

      На краю деревни стояла приземистая, вросшая в землю изба. Оттуда неслись звуки гармоники. Я входить сразу не стал, подошел к окну.

      В окно я увидел Кобу. С яростным лицом, слипшимися волосами, он отплясывал какой-то невероятный танец… Потом отошел к стене и по-хозяйски обнял толстенькую, беленькую совсем девочку. Он что-то шептал ей на ухо, она смеялась, потом они пошли прочь из комнаты… Я понимал – входить в избу сейчас не надо. Но я проехал двести километров! Поколебавшись, все-таки решился войти в темные сени. Призрачный свет бил через оконце. Согнувшись, она громко стонала в темноте… Сзади над ней навис Коба… И его бешеный шепот:

      – Уйди, уйди, говорю!

      Я вышел на улицу.

      Но все же счел нужным его дождаться. Вернулся в его комнату.

      Пришел он после полуночи, хмельной, веселый. Бежать со мной опять отказался:

      – Буду ждать.

      – Чего?

      – У моря погоды! Отчего-то чую, она изменится. Стражник у меня уже поменялся. Хороший мужик, предупредительный, может, тоже… чует. Теперь могу делать, едри их мать, что хочу, – рыбачить, охотится. На днях он меня к вам в Монастырское повезет. Книжек наберу, соскучился по книгам.

      Я понял: лежащий лицом к стене, обреченный Коба – это было представление. Он просто хотел, чтоб я давал ему деньги.

      Но новый Коба, ненавидящий обманувший