Анархисты. Александр Иличевский

При подъеме древние известняки растрескивались, расслаивались и впускали в себя воду. Ключи бьют из подножий холмов вокруг Весьегожска миллионы лет. Вот откуда по берегам здешних рек и в лесах множество карстовых воронок, пещер и каменоломен. Из здешнего белого камня – мраморизованного известняка – много чего строилось в Москве. Например, был построен ГУМ. Подкопаевские штольни распространяются под этими холмами на десятки километров…

      – Да взорвать их к черту, – отозвался Капелкин. – Столько народу там сгинуло… Я мальчишкой был, тоже лазил. Бревна в забоях сгнили – труха, не держат. Один пацан у нас в школе, Солнышкин, на год меня старше, полез и пропал. Все вернулись, а его не докличутся. Неделю бродили по забоям. А там лабиринт кольцевой в три уровня. Где именно его завалило – поди разбери. В войну в каменоломнях партизаны хоронились. После победы чекисты многие входы взорвали, чтоб пацаны и диверсанты не лазали…

      – И правильно… – сказал Соломин, думая о своем. – Третичный период был поистине райским. Повсюду росли вечнозеленые тропические леса. В них паслись мастодонты, висели на ветвях лемуры. А в четвертичном периоде с северо-запада дважды приползали ледники. Сначала днепровский ледник, потом московский. Ледники растаяли и оставили по себе морены – залежи рыжего суглинка, щебня и валуны. Все здешние валуны ледники когда-то притащили аж из Скандинавии… Прареки в те времена текли в иных местах. Современные русла сформировались после того, как талые воды ледников изменили рельеф. Ярусы речных террас росли по полмиллиметра в год…

      Капелкин зашевелил губами, озабоченный подсчетом. Наконец произнес:

      – Значит, при перепаде высот в двести метров красота вся эта намывалась полмиллиона лет?

      – Именно! И не только намывалась, но и промывалась. Карста под нами как дыр в сыру. Взять, к примеру, речку Оленушку. Начало она берет в болотах, течет от Яблонова к Вознесенью и за ним вдруг пропадает. Но в Оку-то Оленушка все-таки впадает, устье ведь ее не сухое. Я решил выяснить, в чем дело. На реку по лесу спустился. Полдня спускался, пока вверху темно не стало – так глубоко. Русло плоскими камнями уложено. Удобно идти. И хорошо видно, как постепенно речушка пересыхает. Но километров через пять камни становятся сырыми и снова вода проступает на поверхность и течет. Где, спрашивается, пять километров пропадала речка? В карстовом разломе, в пещере, полной омутов и быстрого течения… Вот бы вход в нее отыскать!

      – Лучше не надо, – сказал Капелкин. – От греха. У нас тут дети…

      – Или вот еще интересно, – продолжал Соломин. – Оказывается, смешанный тип здешних лесов – следствие земледелия, то есть вырубки и выжигания. А извечный, реликтовый лес – дубово-липовый, как раз тот, что сохранился, например, во-он там, – Соломин протянул руку с кистью за мольберт, – по берегам притоков и на правом берегу Оки по краю луга напротив Весьегожска. Луг этот, кстати, тоже реликтовый, то есть ни разу не распаханный,