Джайв с манекеном. Георгий Ланской

от мэрии, пока не выскочили эти дурни-велосипедисты. Велосипедистов Бакс ненавидел и все время порывался броситься на них. По-моему, они вызывали у него первобытный рефлекс хватать и рвать добычу на части из-за того, что слишком быстро перемещались.

      Из окна доносилась музыка, мальчик трагической судьбой пел что-то о победе над самим собой. Слыша этот чистый, высокий голос было даже трудно представить, что его уже нет.

      …A corps perdu j'écrirai mon histoire

      Je ne serai plus le pantin du hasard

      Si toutes les vies sont des causes perdues

      Les hommes meurent de n'avoir jamais cru

      De n'avoir pas vécu ivres et sans fard

      Soldats vaincus pour une guerre sans victoire…

      «Всем телом я напишу мою историю.

      Я не буду больше марионеткой случайности.

      Если все жизни пропащее дело,

      Люди умирают, никогда в это не поверив.

      Не живя пьяными и без прикрас,

      Солдаты, побежденные для войны без победы…»

Грегори Лемаршаль «A Corps Perdu»

      Моего французского хватало лишь на отдельные фразы. Если в разговоре, да еще когда собеседник не слишком торопился, я понимала почти все и могла принимать участие в беседе, то песни пока не давались. Однако общий смысл я все же уловила. Песня вдруг приободрила меня, и к тому моменту как Жак принес мне кофе, я уже решила, чем займусь сегодня, сделала пару звонков и теперь, совершенно спокойно допивала вторую чашку.

      Кафе мало-помалу заполнялось. За соседним столиком сидели бездельничавшие девицы лет семнадцати и начали чирикать о чем-то малоувлекательном: тряпках, мальчиках, предстоящем концерте Пелетьера, на который они намеревались пойти. Я заскучала и уже готова была подняться с места, как в кафе вошел Оливье.

      – Привет, – обрадовался он и неразумно быстро направился ко мне. Бакс глухо рыкнул из-под стола. Девчонки притихли, Оливье притормозил и посмотрел на пса с опаской.

      – Опять ты со своим чудовищем, – поморщился он.

      – Куда мне без него? – усмехнулась я. – Садись осторожнее и ногами под столом не болтай, а то я его еще не кормила.

      Оливье уселся, держась напряженно, боясь пошевелиться. Я надела на Бакса намордник, что тот воспринял как личной оскорбление, улегся на пол спиной ко мне и демонстративно вздохнул.

      – Я ему не нравлюсь, – в который раз констатировал Оливье.

      – А вот Жака он почему-то любит.

      – От Жака пахнет корицей и булочками, неудивительно, что его обожают собаки и маленькие дети… Чем займешься сегодня? Может быть, сходим в кино? Оставим пса дома, прогуляемся по набережной…

      – Сегодня не могу, – покачала я головой. – Договорилась с Кристофом. Они с Анной ждут меня на обед.

      – Ну, конечно, – сморщил нос Оливье. – На этого старого крокодила у тебя всегда есть время.

      Он надулся и уткнулся в свой кофе. Я молчала, ожидая, пока ему надоест раздувать щеки.

      С Оливье я познакомилась полгода назад, когда от нечего делать стала брать уроки живописи. Переехав в пригород Парижа, я долго сидела в своем маленьком домике практически безвылазно, делая