Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы. Сергей Хрущев

в зале не назовешь, но, хотя и ощущалось некоторое напряжение, ничто не предвещало грозы.

      Все началось, когда один из хозяев, по фамилии Браун, обратился к советскому правительству, к Булганину с просьбой посодействовать в деле освобождения из заключения ряда видных социал-демократов, арестованных в сталинские времена в странах Восточной Европы. Его поддержал лидер партии Гейтскелл. Изначально раздражение отца вызвали не сами вопросы Брауна и Гейтскелла, а, как он выражался, «аполитичная позиция, занятая Булганиным».

      В те годы отец чисто психологически не мог отреагировать на просьбу положительно: одно дело осудить неоправданные репрессии Сталина против своих собратьев-коммунистов, а совсем другое – брать под защиту «социал-предателей». Ведь именно так трактовалась в нашем мире роль социал-демократии: от меньшевиков, якобы предавших революцию, через немецких социал-демократов, якобы приведших Гитлера к власти, к нашим хозяевам-лейбористам. Только в середине 1950-х не существовало никаких «якобы». Ни для меня, ни для отца. Нам крепко вбили в головы, что хуже социалистов людей не сыскать. В школе учителя объясняли, что куда легче иметь дело с хозяевами-капиталистами, чем с их лакеями из рабочих партий.

      Булганин вместо ожидаемого отцом резкого ответа, поколебавшись, принял протянутые ему списки и, невнятно пообещав посмотреть, сунул свернутые четвертушкой листки в карман. Отец закипел, но еще сдерживался. Возможно, его негодование так бы и не выплеснулось наружу, не провозгласи Николай Александрович тост за дружбу и сотрудничество. Сделал он это очень уж по-домашнему, я бы даже сказал, по-семейному. Так, по-своему, он старался загладить возникшую неловкость. Когда Булганин, улыбаясь, потянулся чокнуться рюмкой с Брауном, отец взорвался. Такого он вынести не смог. И много лет спустя, рассказывая об этом столкновении, он начинал нервничать, возбуждался, снова рвался в бой.

      В тот вечер отец высказал все. Встреча сорвалась. Правда, на следующий день, не без вмешательства премьер-министра, после взаимных реверансов, приличия были восстановлены, но горький осадок остался на долгие годы. В отличие от Сталина отец совсем не стремился к разрыву с социал-демократами, он готов был сотрудничать с любым течением, выступающим против войны. Но… без вмешательства во внутренние дела, без покушений на идеологию, истинных и мнимых.

      Тут раздолье домыслам, толкованиям. Особенно если освященные веками культуры далеки друг от друга, между странами, народами и людьми долгие годы пролегала непреодолимая преграда. Казалось бы, невелика важность понять?! Но… Европа выросла на демократии римского форума, римского права. Вырвавшись из смутного времени Средневековья, она пошла раскручивать реформы, за революциями следовали конституции. Права человека, обязанности, гарантии и презумпции. Мы, уходящие истоками своей культуры в Византийскую империю, и слова-то эти выучили совсем недавно. Неизменное в веках единовластие князя, сменившееся самодержавием царей, естественно переросло в авторитет