Аристономия. Борис Акунин

Марк, должно быть стыдно. Остальные – пускай. Но ты-то знал, что я не подлец и не карьерист.

      – Кто же вы, ваше превосходительство? – спросил Бердышев насмешливо.

      Вот на него тайный советник поглядел – коротко, но цепко. Однако ответом не удостоил.

      – В тот день, в профессорской, я вдруг очень ясно понял то, что чувствовал уже давно. – Федор Кондратьевич снял очки, близоруко прищурился, от этого лицо его вдруг сделалось беззащитным. – На меня, Марк, словно сошло озарение. Я увидел происходящее в истинном свете…

      Дззз-дззз-дззз – тремя краткими требовательными звонками брякнула прихожая. И опять: дззз-дззз-дззз.

      – А говорил, никто не придет.

      Примус водрузил очки обратно, будто опустил забрало.

      – Пойди, Антон, открой. Наверное, это Паша. Руки заняты, потому и звонит.

      – Носом что ли? – проворчал Антон, которому очень не хотелось покидать гостиную в такой драматичный момент.

      Но пошел, конечно. В комнате, правда, молчали – звонок сбил говорившего с мысли или, может быть, с настроения.

      Нет, не Паша.

      Еще один незнакомый. И тоже чудной, только в совсем ином роде. В простецком ватном картузе, кожаной куртке, высоких сапогах. Улыбчивый.

      – Имени вашего, юноша, не знаю, но отчество угадываю: Маркович.

      Лицо широкое, малоподвижное, несмотря на улыбку. И какое-то не по-питерски загорелое. Или обветренное? Со странностью лицо. Вроде бы глазу и зацепиться не за что – нос небольшой, усов-бороды нет и вообще ничего примечательного, – но почему-то хотелось вглядеться в эти черты получше. Что-то в них угадывалось. Неочевидное, но интересное.

      – А впрочем вспомнил: ты Антон. Я был у вас как-то, в девятьсот шестом, что ли. Ты по полу с жестяным паровозом ползал. Войти позволишь?

      На «ты» он перешел очень естественно, руку пожал твердо, ладонь с улицы холодная.

      – Вы из папиных студентов?

      – Точно. Панкрат Рогачов. Всё собираются наши-то?

      Вошедший кивнул в сторону гостиной, где опять звучал глуховатый, издалека невнятный голос Примуса.

      – Да. Пришли, несколько человек… А отчество ваше как?

      – Отчество у меня дурацкое – Евтихьевич. Семейка купеческая, старообрядская. Но это, брат, ерунда. Скоро отчеств не будет.

      И подмигнул. Под курткой на нем был свитер, какие носят чухонские рыбаки. С пикника он, что ли? Но какие зимой пикники?

      – Как это не будет?

      – А на кой они? Отменим к черту вместе с ятями, превосходительствами и прочей чепухой.

      Любопытный субъект. Антон даже перестал оглядываться на гостиную.

      – Кто это «мы»?

      – Мы с тобой.

      Рогачов прислушался. Донесся обрывок фразы: «…а ты своим поведением только подливал масла в огонь».

      – Ругаются, – улыбнулся непонятный гость и потер озябшие руки. – Я ведь случайно. Проходил мимо, знакомый адрес, окна светятся, ну и вспомнил про двадцать седьмое. Занятно будет на знакомых