Бубновый валет. Владимир Орлов

я узнал людей газеты, они узнали, чего я стою и чего от меня ждать, и во всяком случае не злились на меня. Так мне казалось…

      Но теперь я сидел в своей служебной коморке[2] и горевал. Досады и тревоги мои вызвало вовсе не вчерашнее ночное происшествие на Третьей Мещанской, не мятые рожа и бока, а разговор с многоуважаемым К. В. (я на самом деле относился к нему с уважением, в частности – и с уважением). Многие слова К. В. требовали толкований и ответов, пусть и не произносимых, а собственная моя личность нуждалась в анализе, оценке, а возможно, и самобичевании. Кем меня видят, за кого принимают? Кто я есть, коли удостоился ТАКОГО разговора?

      6

      В дверь постучали. Я нервно надел темные очки и схватил нечитаную запасную полосу.

      – Привет, старик! – вошел Владик Башкатов. – Ба! Да ты разукрашенный! Это когда же?

      – Тогда же… – буркнул я.

      – Ну-ка сними очки! – впрочем, Башкатов сам снял с меня очки. – Так, в рожу всего три удара. Крепких, но три. Значит, били по корпусу…

      – И по корпусу, – подтвердил я.

      – А где подарок К. В.? Покажь!

      – Увы, его нет. Он уже не у меня…

      – И отобрали те, что напали? А напали, когда ты вышел из нашей машины и направился домой? Сколько их было?

      – Трое. Только вы отъехали, я прошел метров восемьдесят, и тут они выступили из темноты…

      – Это потрясающе! – Башкатов был в восторге. – С какой скоростью все делалось! Это надо же было знать, что К. В. нечто тебе вручил, что сигнал подписали в два, что ты поедешь не к бабам, а домой, что к дому ты откажешься подъехать, а выйдешь, как обычно, на углу Трифоновской! А? Каково? Ты думал об этом?

      – Я много о чем думал, – сказал я.

      – Ты кому-нибудь говорил о посещении К. В.? Хвастался ли подарком К. В.? Показывал ли кому его?

      – Тебе-то что? – сказал я резко.

      – Потом объясню. Так кому ты показывал? Или кто сам с тобой заговаривал о визите к К. В.?

      – Никому не показывал. А говорил со мной о визите один лишь Ахметьев.

      – Глеб Аскольдович! – Башкатова опять захватил восторг. – Ну как же я о нем запамятовал! Ну конечно! И что?

      – Ничего. Посулил мне неприятности. И напомнил о четырех уже убиенных.

      – Именно! Именно! – заявил Башкатов радостно. – Четыре убиенных! Ты – избитый и ограбленный! То ли еще будет!

      – Послушай! Тут какая-то чепуха. Отравившуюся и повесившегося я знал, для своих подвигов они имели собственные, особенные причины.

      – Ты о многом, братец, не знаешь. И почти ничего не понимаешь! А Глеб Аскольдович, он – умница, и он не зря встревожился. Или возбудился?

      – И двое из четырех якобы убиенных якобы в связи с фарфоровыми изделиями – не наши.

      – Не наши, – согласился Башкатов. – Но связаны с газетой. Я-то их знал. А ведь есть случаи пока неизвестные. Сколько фарфору выдано? А? Вот и дуй в ус!

      – Прости, но все это ерунда! В наши

2

Здесь и в ряде других мест сохранена орфография, являющаяся неотъемлемой частью авторского стиля. – Примеч. ред.