Самое ценное в жизни. Татьяна Герцик

гордо вскинул руку, требуя внимания, и торжественно провозгласил:

      – Дети мои! Надеюсь, моя новость не станет для вас непосильным искушением. Первого октября я еду в турне по Европе с выставкой наших картин, которые после ее закрытия будут распроданы широкой публике. Так что готовьтесь, дети мои! Заканчивайте, что не закончено, доделывайте, что не доделано! Скоро вы начнете покорять мир! – И обыденно добавил: – В вашем распоряжении остался один месяц!

      Татьяна внимательно просмотрела свои картины, выбрала более-менее законченные, всего вышло десять, писанных маслом, и несколько акварелей. На всех печальная русская природа. Прищурив глаза и склонив голову набок, оценила впечатление. Н-да… Сплошное уныние.

      Вернувшись в общежитие, переоделась в домашний безрукавый халатик с яркими белыми ромашками. Повертелась перед зеркалом и пришла к неутешительному выводу – что-то надо с собой делать. Мало того, что кислая вся, как перестоявший кефир, так еще и мышцы обвисли, стали вялыми и дряблыми. С детских лет занималась в разных спортивных кружках, в институте – аэробикой, а вот теперь обо всем забыла. Это всё последствия депрессии! Пора за волосы вытаскивать себя из затянувшей трясины.

      Решив, что завтра же начнет посещать спортивный клуб, достала пастельные краски, приколола к мольберту лист ватмана и задумалась. Душа чего-то просила, но вот чего? Закрыла глаза и попыталась сосредоточиться.

      Мысли начали принимать странную, почти осязаемую форму. В голове возник некий образ, еще не оформившийся, но очень желанный. Рука потянулась к ватману и сама собой начала набрасывать пастелью сначала неуверенные, а потом всё более четкие контуры симпатичного домика с верандой и мансардой, стоявшего в глубине запущенного старого сада. Это весна. Нежная зелень, голубое небо и прозрачный свет. Возрождение. Выход из долгой зимней спячки.

      Целую неделю по вечерам не заходила в мастерскую к Юрию Георгиевичу, усердно трудясь над своим домиком. Основной сюжет оформился сразу, а вот над деталями пришлось потрудиться. В субботу, пристально рассмотрев свое творение и сделав пару заключительных штрихов, увидела, что получился удивительно привлекательный дом. Именно в таком ей хотелось прожить всю оставшуюся жизнь.

      Показывать картину никому не стала. Купила дешевую пластмассовую рамочку контрастного с общим тоном темно-коричневого цвета, вставила в нее лист и повесила над маленьким журнальным столиком, стоявшим у окна. Иногда, в редкие свободные минуты, сидя за столиком с кружкой чая в руках, придумывала, что же должно быть внутри такого чудного жилища.

      К октябрю приготовила все картины, кроме, естественно, «Дома в заброшенном саду», и принесла в мастерскую. В последний день сентября довольный усердием своей дружины профессор упаковал выставочные картины, устроил для друзей маленький прощальный вечер, и вместе с женой, Верой Ивановной, хорошо владеющей английским и французским, отбыл по маршруту Хельсинки-Стокгольм-Брюссель. Оставшаяся команда, набравшись