Реквием. Александра Маринина

в другом помещении она не коптила и пламя было ровным. Воск тут ни при чем. Нет, ты только посмотри, ну посмотри, что делается! И трещит! Может, ты злая?

      – Я?

      От неожиданности Настя растерялась и даже забыла, что собиралась включить кипятильник, чтобы сделать кофе.

      – Ты, ты. Может быть, само помещение нормальное, просто твоя злоба дает такое поле.

      – Все, хватит! – взорвалась она. – Мне это надоело! Немедленно загаси свечу, и начнем работать.

      – Ну пожалуйста…

      Голос капитана вдруг стал жалобным и очень серьезным. Он так и стоял перед ней, стройный, в ладно сидящей на нем форме зеленовато-коричневого цвета (ибо был капитаном не милиции, а внутренней службы), с грустными глазами и свечой в руке. Вид у него был совершенно дурацкий, но Насте почему-то не было смешно. Наверное, от злости.

      – Ты можешь не верить, это твое дело, – тихо сказал Дюжин. – Но позволь мне сделать так, как я считаю нужным. Иначе я не смогу работать в этом помещении.

      Злость ее неожиданно прошла, ей даже стало отчего-то жалко Павла.

      – Ладно, делай как знаешь, – махнула Настя рукой. – Только тихо, не мешай мне.

      Она налила себе большую чашку кофе и погрузилась в составление рабочей программы, которую к вечеру собиралась доложить Заточному. Дюжин куда-то уходил, возвращался, бродил по комнате то со свечой, то с бутылочкой, брызгая по углам водой. За окном быстро смеркалось, и единственная фраза, которую Настя произнесла за все время, была:

      – Зажги свет, пожалуйста.

      Прошло еще какое-то время, и наконец Дюжин возвестил:

      – Все. Теперь можно жить. Смотри, какое пламя ровное. Не коптит и не трещит.

      Настя подняла голову и посмотрела на свечу. Пламя и в самом деле было ровным, похожим на перевернутую каплю. Наверное, этому есть какое-то объяснение, но сейчас ее больше всего интересовала работа, которую поручил ей Заточный. Она не сердилась на капитана, но и объяснять ему смысл задания ей отчего-то расхотелось. Может, он и славный парень, но, как говорится, хороший человек – это не профессия.

      – Уже шестой час, – сказала она Дюжину, снова утыкаясь в свои схемы, – давай начнем завтра.

      – Давай, – охотно подхватил Павел и тут же убежал.

      Вечером, докладывая Заточному программу, она все-таки набралась храбрости и спросила:

      – Иван Алексеевич, у Дюжина с головой все в порядке?

      – А в чем дело? Он плохо соображает?

      – Пока не знаю, – призналась Настя, – на сообразительность я его еще не проверяла. Но тараканов у него в голове море. Поля какие-то, аура, свечи, святая вода… Сегодня я терпела, но завтра могу и взорваться. Не боитесь?

      Заточный улыбнулся, откинулся в кресле и привычным легким жестом погладил пальцами виски.

      – Вам придется терпеть это и дальше, Анастасия. Мне характеризовали Дюжина как толкового парня, но предупреждали, что он не без особенностей.

      – Вот даже как?

      – Не беспокойтесь, он не сумасшедший. С психикой у него все в полном порядке. Просто он