Каждый за себя. Александра Маринина

безумно ревновала несчастного кота и, как я подозреваю, столь же безумно ненавидела меня. И потом, ей, ученице выпускного класса, очень нравилось чувствовать себя «новой русской, имеющей прислугу». Она, как и Денис, не давала мне возможности планировать выходы из дома, но в отличие от брата делала это умышленно, а не от безалаберности. Ее коронным номером было ожидание мифического телефонного звонка, после которого ей станет ясно, будет она уходить или нет. По-моему, ей доставляло удовольствие измываться надо мной. Ну да ладно, она еще маленькая и глупенькая, какой с нее спрос. Это когда тебе за пятьдесят, ты имеешь полное право считать прожитые годы той высотой, с которой лучше видно. А когда тебе семнадцать, ты не то что не на высоте, ты даже и не на равнине пока, так, в ямке сидишь, а из ямки обзор, как известно, весьма и весьма ограниченный, да и перспектива искажается, и все, кому за тридцать, кажутся тебе ветошью, доброго слова не стоящей, и прошлым веком.

      В тот день удачи просто сыпались на меня как из рога изобилия. Мало того, что Мадам осталась дома, так еще и Денис, вопреки обыкновению, заявил прямо с утра, что в институт ему не надо и он будет в своей комнате готовиться к зачету. А чтобы голова лучше работала, он, пожалуй, выйдет на прогулку с Аргоном. Таким образом, имея возможность сходить в магазин днем и избавленная от утреннего «собакинга» (как я маленьким язычком называла выгул пса), я получила в подарок первую половину дня без суеты и спешки, без страха опоздать с чьим-нибудь завтраком и без беспрестанного поглядывания на часы.

      В очередной раз мне повезло, когда я заканчивала выжимать сок для завтрака Мадам. На кухне возникла Кассандра собственной серо-голубой персоной и, сверкая апельсинового цвета глазами, вывела затейливую руладу, подразумевающую вполне конкретное содержание. Бросив соковыжималку, я кинулась в комнату Алены – и вовремя! Зловредный Патрик уже облюбовал брошенную на диване книжку и пристраивался к ней с самыми недвусмысленными намерениями. Меня прямо в жар бросило! Он ведь не трепать ее собрался и не грызть, а кое-что похуже… Книжку можно, в конце концов, выбросить, а вот что потом делать с диваном, воняющим кошачьей мочой? Схватив наглеца под брюшко, я выволокла его из Алениной комнаты и буквально швырнула в лоток. Однако лоток его совершенно не устроил, Патрик немедленно вылез из него и сел рядом в позе непонятого гения, глядя на меня в упор растопыренными изумрудно-зелеными глазами, словно говоря: «До чего ж ты, Кадырова, неумная. Неужели ты в самом деле решила, что я хочу в туалет по-маленькому и забыл, где лоток? Неужели ты так и не усвоила, кого я в этом доме люблю, а кого терпеть не могу? Можешь теперь делать со мной что захочешь, но я от своих принципов не отступлюсь».

      – Ну и не отступайся, – буркнула я, возвращаясь на кухню и тихо радуясь про себя, что успела предотвратить катастрофу и неминуемый скандал по поводу испорченного дивана.

      Все-таки, наверное, зря я ворчу на Каську, ябедничать – оно, само собой, нехорошо, но иногда