Новый Дозор. Сергей Лукьяненко

целям и интересам Ночного Дозора или людей.

      – Уклончиво, но приемлемо, – кивнул Завулон. – Враг мой любезный, я тебе даже несколько сочувствую. У меня полное ощущение, что ваш «тигр» – не человек.

      – Почему наш? – спросил я.

      – Почему не человек? – спросил Гесер.

      – Готов ответить на один вопрос, – радостно сообщил Завулон. – Выбирайте, на какой.

      Гесер презрительно фыркнул и сказал:

      – Вообще-то ответы на оба вопроса элементарны. У него не было ауры вообще. Вряд ли он мог замаскировать ее от нескольких Высших. И он выглядел по-разному для каждого из нас. Значит, он вообще не материален, а просто отражается в нашем сознании. А «наш» он по той причине, что его интересует мальчишка, который теперь под нашей защитой.

      – О, то есть в ответах вообще нет нужды? – обрадовался Завулон.

      Иногда мне кажется, что пикироваться вот так они могут вечно.

      – Ответь на вопрос Антона, – сказал Гесер. – Почему «тигр» – наша проблема.

      Завулон кивнул:

      – Изволь. На мой взгляд, дело не в том, что он охотится за мальчишкой. Возможно, он просто хотел погладить его по головке и пожелать успехов в борьбе за дело Света. Куда интереснее, что «тигр» ушел после моего появления.

      – Он не рискнул биться на два фронта, – сказал Гесер, мрачнея с каждой секундой.

      Завулон расхохотался:

      – И не надейся! Я полагаю, он не хотел повредить мне.

      – Родство душ? – спросил я.

      – Ну что ты как маленький, Антон! – упрекнул меня Завулон. – Когда это мешало Темным? Дневной Дозор на нынешний момент уступает вам в силе. И если бы он уничтожил всех нас, Ночной Дозор был бы просто обескровлен, а вот Дневной – практически мертв.

      – Поддерживать равновесие – работа Инквизиции, – сказал Гесер. – Ты на это намекаешь?

      – Нет, Гесер. Я намекаю на то, что равновесие поддерживает еще и сам Сумрак. Это сумеречная тварь. Ты можешь в них не верить, но…

      Несколько секунд Гесер и Завулон буравили друг друга взглядами. Мне захотелось сказать «А вот и не подеретесь!», но я не был уверен, что окажусь прав.

      Ситуацию разрядила открывшаяся дверь одной из квартир. Из двери медленно, торжественно, будто черепаха из панциря, высунула голову бабка. Вообще-то ей и пятидесяти лет не было, но выглядела она именно старухой, карикатурной русской «babushka» в представлении американца или европейца – одутловато-полная, в замызганном халате, шлепанцах поверх толстых чулок и даже в платочке. Обалдеть! Таких обычно разве что возле церкви увидишь.

      – И что встали? – спросила бабка. – С коврика моего сойди, ирод!

      Завулон удивленно посмотрел под ноги. Он действительно стоял на уголке коврика, выложенного бабкой перед дверью квартиры. Коврик явно знавал другие, лучшие времена. Когда-то он был частью большого яркого паласа из синтетического волокна, за которыми в советские времена стояли в очередях. Потом, когда даже поливинилхлорид выцвел от времени, покрылся пятнами, кое-где протерся до основы, а кое-где был прожжен сигаретами, палас отлежал