Мой отец генерал (сборник). Наталия Слюсарева

в кружку водку и с заискивающей улыбкой протягивает ее мне:

      – Слушай, работничек, может, глотнешь маленько?

      Я отвечаю:

      – Что вы, дядя Тимоша, это же водка?

      – Ну и что же? – продолжает он.

      – Да как же, ведь ее пьют одни только пьяницы.

      – Ну вот, выдумал что!

      Он медленно начинает тянуть водку, только кадык его ходит вверх-вниз. Опорожнив кружку, он сильно кряхтит, плюется, чихает, охает, сморкается, утирая выступившие на глазах слезы. Потом отправляет большой соленый огурец в рот и еще долгое время всхлипывает, как будто плачет от страшной боли и страдания. Но в конце концов приходит в себя, растирает рукой грудь возле сердца и заплетающимся языком произносит:

      – Черт, какой дьявол ее выдумал, проклятую! Слава Кахетии! Слава нашей деревне Бадьяуры! Не будь Кахетии, не было бы такой дешевой водки и вина.

      Наевшись, дядя Тимоша отдает мне остатки пищи. Я ем и оставляю про запас.

      Луна уже взошла, так что можно различить стоящие копны хлеба, пасущихся лошадей, косилку на борозде, похожую на избушку на курьих ножках. Бурьян перекати-поле, если всматриваться в него долго, превращается в причудливые, зловещие фигурки. От этого становится немного жутковато, дрожь пробегает по спине. Хочется придвинуться к огню. Лошади разбредаются на кормежку, и мне приходится идти за ними, чтобы подогнать ближе к ночлегу. И так до самого утра, пока проснувшийся на рассвете хозяин не заставит меня запрягать, и пойдет изнурительная езда на коне до самого вечера. На ягодицах нет живого места, и я ерзаю на лошадиной спине, за что от хозяина мне опять попадает.

      В августе погода испортилась: зарядили дожди. Прикинув, что ненастье затянется надолго, дядя Тимоша уехал в деревню. Я остался один в поле сторожить лошадей, косилку и телегу. Перед отъездом он наказал:

      – Ты, Сидорка, хорошенько смотри за скотиной и имуществом, а я пришлю к тебе своего сына Ваську в помощь, кстати, он привезет и харчи.

      К тому времени, кроме буханки хлеба, другой еды не осталось. Прошел день, другой, а посланца все нет и нет. Погода хуже некуда – хлещет косой дождь с ветром. По утрам и вечерам – холодные туманы. Все промокло. На мне нет сухого места. Я, как смог, подтянул брезент и смастерил под телегой что-то вроде шалаша. Лошади и те встали мордами по ветру, не пасутся. Наконец к вечеру третьего дня объявился хозяйский наследник со сворой собак.

      Когда Васька приехал, то решил показать, кто здесь хозяин. Осмотрев все ли налицо, он стал вытаскивать из мешка продукты, но делал это так, что они валились у него из рук на землю. Грызясь между собой, подхватывая на лету куски, свора собак сжирала тут же все в кустах. Делая вид, что происходит это случайно, Васька кричал мне:

      – Что же ты стоишь как олух? Не видишь, что собаки едят твои харчи? Немедленно отбери у них или останешься голодным.

      Но я знал, что значит отобрать у голодной собаки. Я ему ничего не ответил, а молча отошел в сторону.

      Дожди шли еще несколько