Золото в лазури. Андрей Белый

облегающий лес

      нам голосом старого барда.

      На склоне воздушных небес

      сожженная шкура гепарда.

Апрель 1902Москва3

      Звон вечерней гудит, уносясь

      в вышину. Я молчу, я доволен.

      Светозарные волны, искрясь,

      зажигают кресты колоколен.

      В тучу прячется солнечный диск.

      Ярко блещет чуть видный остаток.

      Над сверкнувшим крестом дружный визг

      белогрудых счастливых касаток.

      Пусть туманна огнистая даль —

      посмотри, как все чисто над нами.

      Пронизал голубую эмаль

      огневеющий пурпур снопами.

      О, что значат печали мои!

      В чистом небе так ясно, так ясно…

      Белоснежный кусок кисеи

      загорелся мечтой виннокрасной.

      Там касатки кричат, уносясь.

      Ах, полет их свободен и волен…

      Светозарные волны, искрясь,

      озаряют кресты колоколен.

1902

      Во храме

      Толпа, войдя во храм, задумчивей и строже…

      Лампад пунцовых блеск и тихий возглас:

      «Боже…»

      И снова я молюсь, сомненьями томим.

      Угодники со стен грозят перстом сухим,

      лицо суровое чернеет из киота

      да потемневшая с веками позолота.

      Забил поток лучей расплавленных в окно…

      Все просветилось вдруг, все солнцем зажжено:

      И «Свете тихий» с клироса воззвали,

      и лики золотом пунцовым заблистали.

      Восторгом солнечным зажженный иерей,

      повитый ладаном, выходит из дверей.

Июнь 1903Серебряный Колодезь

      В полях

      Солнца контур старинный,

      золотой, огневой,

      апельсинный и винный

      над червонной рекой.

      От воздушного пьянства

      онемела земля.

      Золотые пространства,

      золотые поля.

      Озаренный лучом,

      я опускаюсь в овраг.

      Чернопыльные комья

      замедляют мой шаг.

      От всего золотого

      к ручейку убегу —

      холод ветра ночного

      на зелёном лугу.

      Солнца контур старинный,

      золотой, огневой,

      апельсинный и винный

      убежал на покой.

      Убежал в неизвестность.

      Над полями легла,

      заливая окрестность,

      бледно-синяя мгла.

      Жизнь в безвременье мчится

      пересохший ключом:

      все земное нам снится

      утомительным сном.

<1904>

      Прежде и теперь

      Опала

      Посвящается А. А. Блоку

      Блестящие ходят персоны,

      повсюду фаянс и фарфор,

      расписаны нежно плафоны,

      музыка приветствует с хор.

      А в окнах для взора угодный,

      прилежно разбитый цветник.

      В своем кабинете дородный

      и статный сидит временщик.

      В расшитом камзоле, при шпаге,

      в андреевском ордене он.

      Придворный, принесший бумаги,

      отвесил