Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века. Ирина Щербакова

тут она заметила одну семью, которая осталась на вокзале, – никто не хотел брать мать с тремя маленькими детьми. Это и была семья Каттинен. Нине Петровне стало жаль этих людей, и она взяла их с собой. Не знала еще, что шестилетний мальчик Вальдемар, с трудом говоривший по-русски, станет позже ее зятем.

      Все финские семьи добросовестно трудились в совхозе. Их уклад жизни отличался от быта местных жителей своей упорядоченностью, аккуратностью. Прошло время, они ассимилировались, выросли дети, заключались смешанные браки. В наше время практически все члены этих семей (в том числе и потомки, родившиеся после войны) выехали на постоянное место жительства в Финляндию.

      Дочь директора совхоза Галя и Вальдемар росли вместе, и впоследствии, когда оба получили образование – поженились и прожили вместе 28 лет. Глава семьи с годами стал забывать финский язык, но в памяти иногда совершенно неожиданно всплывали фразы, предложения, песенки, какие-то стишки.

      У Каттинен родились двое детей – Ольга и Игорь, а теперь есть еще и двое внуков – Лия и Никита. Все четверо вошли в состав финского культурного центра и в ансамбль «Сатеенкаари».

      И что характерно: все четверо похожи на папу-дедушку – финская «порода» оказалась сильней.

      Исследователи ингерманландских традиций отмечают две особенности русских финнов, помогавшие им справляться со всеми невзгодами: вера в лучшее будущее и твердая убежденность в том, что рядом с тобой живут хорошие люди.

      И это вопреки всему – вопреки долгой «второсортности», ограничениям по территории проживания, выбору профессии.

      «Мои родители после войны, поддавшись уговорам вербовщиков, вместе с несколькими семьями финнов переехали в Карелию на заработки в лесной промышленности, – вспоминает Анатолий Хирвонен. – С первых лет жизни мне пришлось учиться разговаривать на разных языках: дома – на финском, на улице – на эстонском, с соседями – на русском. В Карелии начал знакомиться еще и с карельским. В то время дети финнов и карел должны были обязательно учиться в финской школе, я проучился там полтора года. Затем, когда это требование было отменено, перешел в русскую школу. Повзрослев, начал жалеть об этом. Причиной, по которой я ушел из финской школы, было то, что на нас в то время смотрели как на людей второго сорта. Унижали, придумывали оскорбительные прозвища. Но я ни на кого не в обиде – идеология такая была. Ну а то, что в детские годы стал полиглотом поневоле, потом помогло при изучении английского – в школе, в Петрозаводском университете, где я окончил физмат».

      Еще Анатолий Хирвонен вспоминает, как был принят в комсомол: 14-летним мальчишкой в осеннюю слякоть на перекладных за 50 километров ездил в райком (автобусы ходили редко) получать комсомольский билет. Тем, кто не испытал гонений, комплекса «второсортности» в раннем детстве, этого не понять.

      Переехав в 60-х годах в Калинин, Анатолий Хирвонен 23 года работал в ЦНИИ-2 Министерства обороны, уволился в запас с должности начальника научно-исследовательской лаборатории,