Опыты. Мишель Монтень

один.

      Et invictum, devicta morte, Catonem[224], –

      вспоминает другой.

      Третий, касаясь гражданских войн между Цезарем и Помпеем, говорит:

      Victrix causa diis placuit, sad vieta Catoni[225].

      Четвертый, воздав хвалу Цезарю, добавляет:

      Et cuncta terrarum subacta,

      Praeter atrocem animum Catonis[226].

      И, наконец, корифей этого хора, перечислив всех наиболее прославленных римлян, которых он изобразил на своей картине, заканчивает именем Катона:

      His dantem iura Catonem[227].

      Глава XXXVIII

      О том, что мы смеемся и плачем от одного и того же

      Читая в исторических сочинениях о том, что Антигон разгневался на своего сына, когда тот поднес ему голову врага его, царя Пирра, только что убитого в сражении с его войсками, и что, увидев ее, Антигон заплакал¹, или что герцог Рене Лотарингский также оплакал смерть герцога Карла Бургундского², которому он только что нанес поражение, и облачился на его похоронах в траур, или что в битве при Оре³, которую граф де Монфор выиграл у Шарля де Блуа, своего соперника в борьбе за герцогство Бретонское, победитель, наткнувшись на тело своего умершего врага, глубоко опечалился, – давайте воздержимся от того, чтобы воскликнуть:

      Et cosi avven che l’animo ciascuna

      Sua passion sotto’l contrario manto

      Ricopre, con la vista or’chiara, or bruna[228].

      Историки сообщают, что, когда Цезарю поднесли голову Помпея, он отвратил от нее взор как от ужасного и тягостного зрелища⁵. Между ними так долго царило согласие, они так долго сообща управляли государственными делами, их связывали такая общность судьбы, столько взаимных услуг и совместных деяний, что нет никаких оснований полагать, будто поведение Цезаря было не более, как притворством, хотя такого мнения придерживается автор следующих стихов:

      tutumque putavit

      lam bonus esse socer: lacrimas non sponte cadentes

      Effudit, gemitusque expressit pectore laeto[229].

      Ибо хотя большинство наших поступков и в самом деле не что иное, как маска и лицемерие, и поэтому иногда вполне соответствует истине, что

      Haeredis fietus sub persona risus est[230],

      все же, размышляя по поводу вышеприведенных случаев, нужно учитывать, до чего часто нашу душу раздирают противоположные страсти. В нашем теле, говорят врачи, существует целый ряд различных соков, среди которых господствующим является тот, который обычно преобладает в нас в зависимости от нашего телосложения; так и в нашей душе: сколько бы различных побуждений ни волновало ее, среди них есть такое, которое неизменно одерживает верх. Впрочем, его победа никогда не бывает настолько решительной, чтобы, из-за податливости и изменчивости нашей души, более слабые побуждения не отвоевывали себе при случае места и не добивались, в свою очередь, кратковременного преобладания. Именно по этой причине одна и та же вещь, как мы видим, может заставить и смеяться и плакать не только детей, с непосредственностью

224

И непобедимого, победившего смерть, Катона⁹ (лат.).

225

Боги были на стороне победителей, на стороне побежденных – Катон¹⁰ (лат.).

226

И все на земле подчинилось, кроме суровой души Катона¹¹ (лат.).

227

Творящего над ними суд Катона¹² (лат.).

228

Так прикрывает душа сокровенные свои чувства противоположной личиной; печаль – радостью, радость – печалью⁴ (ит.).

229

И тогда, решив, что он может без опасности для себя разыграть доброго тестя, он стал проливать притворные слезы и исторгать вздохи из своей ликующей груди⁶ (лат.).

230

Плач наследника – это смех под маской⁷ (лат.).