Плохая компания. Николай Леонов

прямо до слез! – произнес Крячко.

      – Да ничуть она меня не радует, ты мне в кабинете надоел. Просто доволен, что не мне одному испортили вечер. Вот прямо представляю, как ты сейчас как раз, набив живот холодцом, возлежишь на диване перед телевизором и смотришь какой-нибудь пошлый футбол. Да еще, поди, с пивком холодненьким… А тут я: «Подъем, Станислав, боевая тревога!»

      – У тебя всегда были садистские наклонности. Поэтому тебе хорошо удается ловить особо жестоких преступников – ты их задницей чуешь, – отрезал Крячко и положил трубку.

      Гуров убрал телефон и направил машину дальше по шоссе. Когда он подъехал на Большую Академическую, Крячко уже стоял на улице, и вид у него был такой, словно он только что повстречал своего злейшего врага, на которого точит зубы уже много лет, но, как назло, забыл дома оружие.

      – Признавайся, задействовать меня – твоя идея? – резко рванув ручку дверцы и плюхаясь на сиденье рядом с Гуровым, грозно прорычал он.

      – Тебе известно, Станислав, что я лицо подневольное, – развел руками Гуров. – Всем у нас Петр Николаевич ведает.

      – Ага, рассказывай! – огрызнулся Крячко, принципиально не накидывая ремень безопасности на свое выпирающее пузо. – Вот пусть тебя оштрафуют, тогда настанет мой черед радоваться.

      Гуров, посмеиваясь, повернул руль, съехал с шоссе и направил машину на проселочную дорогу. Все время Станислав делал вид, что дуется, постоянно ворчал и демонстрировал, что едет только для галочки, исполняя прихоть Гурова, а сам и пальцем не пошевелит, чтобы разбираться со смертью «какого-то там бумагомарателя!».

      – Как, говоришь, пансионат называется? – спросил он Гурова.

      – «Голубое озеро», – спокойно ответил Лев.

      Крячко презрительно хмыкнул:

      – Вот-вот! И название-то стремное… Приличное заведение так не назовут.

      – Ну, вообще-то, это пансионат для чиновничьей элиты, – повторил Гуров слова Орлова. – И потом, каждый мыслит в меру своей испорченности, как известно.

      – Вот я и мыслю как типичный опер. Меня испортила наша правоохранительная система.

      – Подай протест в ООН, – посоветовал Гуров, которого уже утомили пустые пререкания с Крячко, который явно был не в духе и придирался к чему попало.

      Однако, едва они прибыли на место и Крячко нехотя вылез из машины, Гуров заметил, что его друг внимательно скользит вокруг своими цепкими глазами и наверняка замечает нужные детали. Гуров и сам при беглом ознакомительном осмотре, пока шел от машины к зданию, отметил следующее: здание пансионата имело четыре этажа, двор вокруг него был квадратной формы, фонари горели по всей территории, но свет их был довольно тусклым, и разглядеть, что происходит, скажем, метрах в десяти, было уже проблематично.

      – Фонари у нас снабжены двумя лампами, – объяснил Гурову администратор пансионата Алексей Михайлович Шишкин – невысокий, щупленький человек с густыми черными усами, которые резко контрастировали с его обликом. Усы эти были, пожалуй, самой выдающейся деталью его