Кремлевский джентльмен и Одноклассники. Игорь Чубаха

надежду, что, может быть, нам интересно будет попробовать свои силы на специально укрепленном объекте…

      – Стоп, Василь Аксеныч. Если это шхуна, которая под корейским флагом и с нашей командой крабов этих несчастных в Желтом море ловила, тут даже говорить не о чем. Я в данном случае на стороне крабов…

      – Ты меня обижаешь, Сережа, – горестно вздохнул Министр: – я что, по – твоему, еще и браконьер? У меня есть, точнее, был один кораблик… – грустно сказал Министр, – и тоже исчез в Аравийском море. Шел с грузом копры в Мумбаи. Я деньжат поднакопил, приобрел сухогруз. «Майя Плисецкая», красавица – балерина, водоизмещение… И вот она вместе с водоизмещением… С концами…

      – Далеко от Сомали?

      – Честно говоря, далеко, – Василий Афанасьевич подергал носом, в тренировочном костюме обсуждать инвестиции холодно: – но всякое бывает, а, Сережа? А если все же пираты? Ведь это сейчас не каждый день, да? «Принц против Сомалийских пиратов», а Сережа? Это звучит?

      Не могу я спокойно такие вещи слушать. Он же действительно, обломок империи, души не чает в своей «Майе Плисецкой». Ему же с детства вбивали в голову, что капиталист это «владелец заводов, газет, пароходов». И вот ему повезло на старости лет в гувернеры попасть, и он ловит свою порядком облысевшую птицу счастья за хвост.

      – Принцу, Василь Аксеныч, не десять лет, – напомнил я, как можно тактичнее. – Ему за двадцать пять перевалило. Что ему в голову придет, никто не знает, это верно. Но пропади ваша баржа в Марианской впадине, шансы были бы выше, это я просто для примера говорю. Поэтому ответ обычный, «мы с вами свяжемся».

      Старик поник. Грустное это зрелище, когда старики поникают.

      – Я понимаю, Сережа, – сказал Министр, поддернув растянутую резинку штанов на животе. Взял у меня один из ножей, повертел в руке, пытаясь понять, где рукоятка, догадался, что лезвия два, и аккуратно, как цветок ромашки пристроил на ладони. И проговорил неожиданно просто и спокойно: – Человек уезжает из города, где родился, и хочет увидеть мир, настоящий мир, а не тот, что он воображал в своих играх. Он ездит из города в город, из страны в страну и думает, что найдет там цель, смысл, друзей. А потом он возвращается и играет в старые игрушки. А они старые. Они тонут в воде.

      Министр с размаху швырнул сложный снаряд, как‑то боком ладони пихнул, с небрежностью опытного ниндзя. Отточенная стальная полоса со свистом прокрутилась в воздухе, и вошла в самый край мишени. Случайно, конечно.

      – Молодчина вы, Василь Аксеныч, – сказал я, – только ответьте честно, ну чего вы тут маетесь? Тамара уехала развлекаться. Поехали бы с ней в Питер, все веселее. Опять же ей Леньку было бы с кем оставить.

      Министр посмотрел на меня как‑то странно. Потом резко покачал головой, махнул рукой и приложил ее не к сердцу, а к желудку, потому что язва:

      – Нет, Сереженька. Старики не должны мешать молодым веселиться. И потом у меня двое птенцов на руках. Тамарочка хоть самостоятельная. А Валерка – оболтус до сих пор дрыхнет. А мне за все отчитываться.