Рассеянная масса. Михаил Айзенберг

>

      Так же несутся, сбиваясь в тучу,

      ласточки на закате

      над Ватиканом,

      над Авентином.

      Кто их так учит —

      в плотном на миг застывать охвате,

      взмахом кружить единым?

      Ходит туман,

      накрывает горы,

      склоны с проборами боковыми,

      башенные селенья.

      Время движеньями круговыми

      учит выстраивать укрепленье

      в воздухе без опоры.

* * *

      Рим сам в себе блуждает как в лесу,

      не подпуская к памяти разлому,

      и времени бегущую лозу

      он, сохраняя, вяжет как солому.

      Стоит оградой римская стена,

      пятнистая, поросшая коростой.

      И зрительная помнит глубина

      веселый свет на кладке медоносной,

      на вырубках, застроенных давно.

      Между стволов поваленных плутая,

      Рим поднялся как лестница крутая

      и опустился на глазное дно.

* * *

      Полно быть жильцом укромным

      в этом доме ледяном,

      в этом городе огромном,

      словно в черепе больном.

      В черепной живут коробке

      звон височный, треск сплошной,

      да еще пароль короткий

      слышу стенкой костяной.

      Так под сводами вокзала

      в ожиданьи поездов

      речь летала, пыль плясала

      из десятка городов.

      Вот загадывают снова,

      собирают изнутри

      силы звука костяного:

      «Отзыв, отзыв – повтори!»

      И, хитро переиначив,

      я ответ передаю —

      хрипом выдав передатчик,

      свистом выманив змею.

* * *

      Если нет вам равных среди нас,

      обращайтесь к рыбам и моллюскам,

      обращайтесь к ракушкам в реке.

      Говорите им на новорусском

      незнакомом страшном языке —

      как бывать на свете в первый раз.

      Мы не слышим вас, – и только рыбы

      замыкают илистую связь.

      Мы не можем, а они могли бы,

      в клеточную память возвратясь.

* * *

      Эхо катится, и звук за ним ныряет.

      Гул машинный все за нами повторяет,

      или кассовые вторят автоматы:

      вы злодеи, мы злодеями не будем,

      вы злодеи, мы ни в чем не виноваты,

      и зачем вы к нам, обычным людям?

      Вам сюда, а мы направо, за правами.

      Где-то терлись долго рядом с вами

      и чужие запахи впитали.

      Где злодеи? Мы в глаза их не видали.

      Нас там не было, и быть там не могло.

      Это радио тогда еще сказало —

      на посадке, на причале, у вокзала.

      Посмотри на электронное табло:

      вы не с нами, вам налево, нам направо.

      Вы направо, мы налево, где охрана?

      Наше право виновато – неужели?

      Наша правда вон из головы.

      Неопознанные движутся мишени

      друг за другом словно цепи войсковые.

      Мы не выбыли, а выпали не вы,

      мы не мы были и вместе мы не выли

* * *

      Ходят вести, потерявшие сознанье.

      Дым приходит и сегодня не рассеется,

      дым и пепел из невидимого здания.

      Дым не кончится, тревога не отселится,

      не излечится контузия глубокая.

      Проходите, ничего не трогая.

      Стой, ни с места!

      Я и так стою на месте.

      Вместе слушаем последние известия.

      И вдыхаем, выдыхаем тоже вместе.

      Оживаем вместе, обмираем.

      Кто последний?

      Мы за вами, мы за вами.

      Если кто здесь крайний, мы за краем

      дым и пепел разгоняем рукавами.

* * *

      Вдруг приходит новый,

      действительно новый день —

      как гигант, готовый вырубить лес.

      Воздух дрожит, рассекает его клинок.

      И отряд, идущий наперерез,

      прочь пускается со всех ног.

      В этих забавах мы еще новички.

      И