Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания. Н. Б. Вахтин

ранжировать группы, но и подданные или граждане должны однозначно принадлежать к одному, и только одному, определенному народу» (Андерсон 1998: 93) – независимо от того, что говорят сами эти подданные. Для этого подхода явления, подобные рассматриваемым в данной книге, представляли определенное неудобство: согласно теории, общность может быть либо «русской», либо «туземной» – к промежуточным, текучим, переходным, неустойчивым формам эта теория относится с подозрением. Когда такие формы бьют в глаза – ссылаются на традиционную этнографическую терминологию, ср.: «Сейчас русские старожилы-марковцы (их в совхозе несколько семей) живут среди численно превосходящего их русского пришлого и чукотского населения. Марковцев по традиции числят чуванцами и юкагирами…» (Гурвич 1966: 258; выделено нами). Непреодоленное наследие эволюционизма, крепко усвоенная иерархия народов и культур по степени цивилизованности, почти бессознательно регулирующая мысль ученых, сказывается практически во всех работах этого времени. Даже такой представитель точной науки (физической антропологии), как В.В. Бунак, позволяет себе следующие замечательные проговорки: «На южной лесостепной окраине Западной Сибири татарские селения, окруженные русскими деревнями, частично денационализировались (т. е. переставали быть татарскими. – Авт.) и вливались в русскую этническую среду. В Якутии и на северо-востоке Сибири <…> происходил обратный процесс – слияние потомков русских поселенцев с якутами или эвенками» (Бунак 1973: 173; выделено нами). Слияние татар с русскими – это один процесс, а слияние русских с эвенками – обратный… Необыкновенно все-таки устойчивая модель – лестница эволюции.

      Другой исследователь Севера, В.А. Туголуков, пишет, что чуванцы не представляют собой единой народности ни в языковом, ни в культурном и бытовом отношении. Их можно квалифицировать как своеобразную этнографическую группу, занимающую промежуточное положение между юкагирами, северо-восточными палеоазиатами (коряки и чукчи) и русскими старожилами. Сами чуванцы считают и называют себя именно чуванцами (Туголуков 1975: 189).[38]

      Из интересующих нас групп индигирщики, и прежде всего русскоустьинцы, отчетливо противопоставлены по параметру этничности камчадалам, марковцам и колымчанам. Относительно этнической принадлежности жителей Русского Устья у исследователей начала ХХ века никаких сомнений нет: перед нами – русские, которые полностью сохранили русский язык, что сильно отличает их от других русских в Якутии. Причем дело тут не в удаленности и изолированности поселения: «Если вспомнить, что в селе Казачьем (в устье реки Яна. – Авт.) население русское сконцентрировано гуще и все же поддалось значительно сильнее якутскому влиянию, то остается только удивляться индигирским русским, сохранившим так хорошо свою национальность и даже имевшим сильное влияние на окружающую среду»: окружающие их инородцы не только понимают, но и говорят по-русски, в отличие от других районов Якутии, где полностью царит только

38

Естественно, исследуемый материал – реальные люди, реально существующие общины – сопротивляется такому подходу. И тогда ученые изобретают удивительные приемы исследования вроде следующего, предложенного П.И. Кушнером в докладе «Этническая граница», представленном 2-му Всесоюзному географическому съезду: «Реальное <…> определение линии этнической границы возможно только после специального сплошного этнографического обследования на месте (имеется в виду, по сути дела, полный и индивидуальный опрос всех жителей. – Авт.). <…> Поскольку метод сплошного этнографического обследования громоздок и требует много сил и времени, на практике приходится прибегать к более простым, хотя и паллиативным средствам… <…> В основу этнографической карты следует положить принцип выявления удельного веса национальностей в пределах возможно более мелких территорий» (Кушнер 1949: 296—299). Иначе говоря, все неясности и промежуточные случаи возникают не из-за неверности метода, а из-за недостаточно полного его применения, из-за недостатка данных. Это напоминает уверенность физиков XIX века в том, что лишь несовершенство приборов не позволяло им обнаружить эфир.