Грозненские миражи. Константин Семенов

сигаретой. Тут же закружилось в голове. Странно, вроде бы поужинал.

      Далеко-далеко, по краю сознания, прошло странное ощущение. Как будто его кто-то зовёт, кто-то давным-давно знакомый. И так же давно забытый.

      Виктор Андреевич помотал головой, глубоко затянулся и поперхнулся дымом. Вполголоса матернулся, выкинул сигарету в переполненную урну, сделанную из обрезка бочки. Странное ощущение не проходило, смутно замелькали давнишние, прочно запертые в подсознании картинки.

      Михеев нервно вытащил новую сигарету. Что за ерунда – совсем нервишки погаными стали! Зачем ему эти воспоминания, какой от них толк? Было и прошло. Тоже мне – «малая родина»! «Ах, вы из Грозного? Из Чечни? Как же вы там жили?» Задолбали! Так и жили – вам не понять! Работали, во всяком случае, не хуже. А пили, точно, меньше. Бюрократии меньше было, лизоблюдства. А вообще-то – то же самое дерьмо. Да ещё чечены. Хотя…

      Стоп! Виктор Андреевич швырнул сигарету, промазал и со зла треснул по урне ботинком. Ногу свело болью, из урны в воздух поднялось плотное облако пепла и грязи. Михеев закашлялся и, судорожно отряхиваясь, выскочил из курилки. Сволочи! Убрать вовремя не могут. Бездельники!

      Домой он попал за полночь. К зеркалу была приклеена записка: «Я уехала к Наташе. Надо посидеть с Ванечкой»

      Понятно. Опять куда-то развлекаться намылились. А что – внука же есть кому скинуть. И ведь даже привезти не соизволили. Спешат, всё спешат.… Одного сына родили – и всё, а ведь Наташке уже под тридцать. Вот так мы теперь и живём, ещё немного – и «шакалов» больше русских станет. Главное, и говорить тоже бесполезно. Чуть что, сразу: «Папа, хватит! Если тебя так будущее нации волнует, что ж сам на двоих остановился?» Опять заныло в голове.

      Михеев вытащил из холодильника бутылку коньяку, налил в фужер и выпил в два глотка. Включил телевизор, прошёлся по каналам, выключил. Налил ещё, закурил сигарету, не глядя, включил радио. Из колонок обрадовано грянуло:

      И не склеить осколки,

      И не вытравить мрак.

      Видишь, как плодятся волки

      Из бездомных собак.

      Михеев выключил радио, посидел, глядя бессмысленным взглядом в тёмное окно, затушил докуренную до фильтра сигарету и пошёл спать.

      Спалось плохо: опять в голову настойчиво лезли чужие голоса, мелькали давно забытые картинки.

      Река со сверкающими на солнце нефтяными бликами, раскалённый асфальт с чёрными пятнами тутовника, капли крови на тонком стволе. Мокрый снег на грязном асфальте, холодный портвейн, заполняющий весь мир восторг. Пульсирующая боль в затылке, смертельный холод пистолета, равнодушно-садистские глаза: «Деньги, свинья!» Стонущая от боли душа: «Не хочу тебя видеть, Муха!»

      Виктор Андреевич Михеев проснулся в поту и долго не мог понять, где находится. Потом встал, прошёл на кухню, достал бутылку коньяка и допил её до дна.

      Больше голоса его не тревожили.

      Часы мигнули зелёным, и на дисплее высветились жирные самодовольные нули. Тут же, словно повинуясь