.

построить или хотя бы сохранять государство, да и общество в целом? Поэтому базовые правые идеи – необходимости надчеловеческих ценностей, родины, иерархий, консерватизма, порядка как противовеса свободе, и идеи, производные от них, обязательно «просачиваются» и в левые, и в либеральные проекты или прямо востребуются. Вначале их пытаются просто технологически использовать, но затем они неизбежно отвоевывают место и себе, и своим носителям. Так было и будет.

      7

      Перейдем теперь к практике. Артикулировать общественные интересы в принципе призваны партии и другие политические организации. Уже давно прошли те времена, когда партии были более-менее идейно чистыми (здесь я не имею в виду практическую деятельность партийных лидеров на государственных постах, речь идет именно о партийных идеологиях и тем более риториках). Современные партии в самом прямом смысле всеядны, поскольку стремятся заинтересовать как можно больше избирателей. Постиндустриальная социальность и новые коммуникации задают новый тип политических предприятий. Как писал Михаил Афанасьев, «партия из стабильной организации (…) превращается в интерактивный PR-проект, который задумывается, продвигается и переформатируется в зависимости от конъюнктуры политического рынка».

      Очень показателен в этом плане опыт современной Европы. За редкими исключениями, все крупные влиятельные партии предлагают избирателям риторические «миксы» из правых, левых и либеральных идей. Порой трудно даже выявить, какой компонент доминирует. И чем дальше, тем больше нивелируются не только идейные различия, но и подходы к решению актуальных проблем.

      Россия в этом плане не исключение, хотя на нашем политическом рынке различия между условно «левыми» и условно «либералами» более заметны. Уникальны мы в другом плане: у нас нет не то что правой партии, нет даже условно «правой».

      8

      Это тем более удивительно, если учесть два очевидных факта.

      Во-первых, в России много правых. У нас много патриотов и националистов. Много государственников. Много державников и империалистов. Много тех, кто ценит порядок не меньше, а то и больше свободы. Много и тех, кто считает государство не «человеческим учреждением», призванным что-то обеспечивать, и уж тем более не «слугой», но «хозяином» и «начальником» (отсюда, в частности, отношение к высшей власти как к «царской», по поводу чего либералы исходят желчью). Люди уверены, что так «было, есть и будет», не людьми установлено и не людьми будет изменено. Логически следующая из этого «надчеловечность» не всеми формулируется, но она, если угодно, осознается на подсознательном уровне.

      Во-вторых, еще в 1990-е годы в обществе обозначился правый тренд. Это проявлялось и в росте патриотических и националистических настроений, и в требованиях наведения порядка и «восстановления государства».

      Вначале тренд был «одним из», но к концу десятилетия стал едва ли не доминирующим. Его пытались