Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше

и углем. А справедливый – это пламень и уголь!»

      Час, когда вы говорите: «В чем моя жалость! Разве жалость – не крест, к которому пригвождается каждый, кто любит людей? Но моя жалость не есть распятие».

      Говорили ли вы уже так? Восклицали ли вы уже так? Ах, если бы я уже слышал вас так восклицающими!

      Не ваш грех – ваше самодовольство вопиет к небу; ничтожество ваших грехов вопиет к небу!

      Но где же та молния, что лизнет вас своим языком? Где то безумие, что надо бы привить вам?

      Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он – эта молния, он – это безумие! —

      Пока Заратустра так говорил, кто-то крикнул из толпы: «Мы слышали уже довольно о канатном плясуне; пусть нам покажут его!» И весь народ начал смеяться над Заратустрой. А канатный плясун, подумав, что эти слова относятся к нему, принялся за свое дело.

4

      Заратустра же глядел на народ и удивлялся. Потом он так говорил:

      Человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, – канат над пропастью.

      Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращенный назад, опасны страх и остановка.

      В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель.

      Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть, ибо идут они по мосту.

      Я люблю великих ненавистников, ибо они великие почитатели и стрелы тоски по другому берегу.

      Я люблю тех, кто не ищет за звездами основания, чтобы погибнуть и сделаться жертвою – а приносит себя в жертву земле, чтобы земля некогда стала землею сверхчеловека.

      Я люблю того, кто живет для познания и кто хочет познавать для того, чтобы когда-нибудь жил сверхчеловек. Ибо так хочет он своей гибели.

      Я люблю того, кто трудится и изобретает, чтобы построить жилище для сверхчеловека и приготовить к приходу его землю, животных и растения: ибо так хочет он своей гибели.

      Я люблю того, кто любит свою добродетель: ибо добродетель есть воля к гибели и стрела тоски.

      Я люблю того, кто не бережет для себя ни капли духа, но хочет всецело быть духом своей добродетели: ибо так, подобно духу, проходит он по мосту.

      Я люблю того, кто из своей добродетели делает свое тяготение и свою напасть: ибо так хочет он ради своей добродетели еще жить и не жить более.

      Я люблю того, кто не хочет иметь слишком много добродетелей. Одна добродетель есть больше добродетель, чем две, ибо она в большей мере есть тот узел, на котором держится напасть.

      Я люблю того, чья душа расточается, кто не хочет благодарности и не воздает ее: ибо он постоянно дарит и не хочет беречь себя.

      Я люблю того, кто стыдится, когда игральная кость выпадает ему на счастье, и кто тогда спрашивает: неужели я игрок-обманщик? – ибо он хочет гибели.

      Я люблю того, кто бросает золотые слова впереди своих дел и исполняет всегда еще больше, чем обещает: ибо он хочет своей гибели.

      Я люблю того, кто оправдывает людей будущего и искупляет людей прошлого: ибо он хочет гибели от людей настоящего.

      Я