Ведьмы. Роальд Даль

дворе фермы. Никаких людей, только утки, поросший травою двор и в глубине – домик. Большая такая картина и очень красивая.

      И вот однажды дочь их Сольвейг приходит домой из школы и яблоко грызет. Говорит: добрая тетя угостила на улице. А наутро Сольвейг не оказалось в постели. Родители все обыскали, но дочь не нашли. А потом вдруг отец как закричит: «Да вот же она! Наша Сольвейг уток кормит!» А сам тычет пальцем в картину. И там действительно – Сольвейг. Стоит во дворе и бросает уткам хлеб из корзинки. Отец кидается к картине, трогает дочку рукой. Да что толку? Она стала частью картины, просто написанной маслом фигурой.

      – А сама ты эту картину видела, ба? С девочкой Сольвейг?

      – Конечно, видела сколько раз, – отвечала бабушка. – И ведь что интересно: Сольвейг все время перемещалась по картине. То видишь собственными глазами – в домике сидит, выглядывает из окна. А на другой день вдруг она уже во дворе, в самом дальнем углу, стоит и на руках уточку держит.

      – И ты видела, как она по картине двигалась, да, бабуся?

      – Никто никогда не видел. Где бы она ни была: во дворе ли кормила уток, в доме ли выглядывала из окна – всегда она была неподвижна, просто написанная маслом фигура. Все это очень странно, – заключила бабушка. – Чрезвычайно странно. И самое странное, что с годами она на картине делалась старше. Через десять лет из маленькой девочки превратилась во взрослую женщину. Через тридцать лет стала немолодой. А потом вдруг, через пятьдесят четыре года после того, как все это стряслось, она совсем исчезла с картины.

      – По-твоему, она умерла? – ахнул я.

      – Кто знает? – отвечала бабушка. – В мире ведьм творятся совершенно необъяснимые вещи.

      – Ну вот, ты рассказала мне про двоих детей. А что с третьим было?

      – Третьей была маленькая Биргит Свенсон, – сказала бабушка. – Вон там, прямо от нас через дорогу жила. И вдруг, в один прекрасный день, на теле у Биргит стали расти перья. А через месяц она уже превратилась в большую белую курицу. Родители годами ее держали в прелестном загончике, во дворе. Она даже яйца несла.

      – И какого цвета яйца? – спросил я.

      – Такие темные. Большущие, я таких и не видывала до тех пор. Ее мать омлеты из них взбивала. Исключительно вкусные.

      Я посмотрел на бабушку – сидит в своем кресле, как древняя царица на троне. Глаза – серые, затуманенные и смотрят куда-то далеко-далеко. В ту минуту самым реальным из всего, что было в бабушке, мне показалась сигара, да еще дым, синим облаком окутывавший бабушкино лицо.

      – Но ведь эта девочка, которая в курицу превратилась, – она же никуда не исчезла? – заметил я.

      – Нет, Биргит не исчезла. Она прожила много лет, неся свои темные яйца.

      – Но ты же сказала – они все исчезли?

      – Ну, ошиблась, – признала бабушка. – Возраст как-никак. Не молоденькая… Всего не упомнишь.

      – А с четвертым ребенком что произошло? – спросил я.

      – Четвертым был мальчик по имени Гаральд, – сказала бабушка. – Однажды утром кожа у него пошла серыми и желтыми пятнами. Потом стала жесткой