Ядерная осень. Вячеслав Хватов

берез рощи. Косяки бумажного мусора и какого-то обгоревшего тряпья кочевали не только на юг, а запеченные прямо на грядках и ветках плоды так никогда и не будут сняты. Другой урожай собирала «ядерная осень», пройдясь световым, ударным, тепловым и нейтронным гребешками своей дьявольской жнейки. Это те, кого не коснулась эта страшная «жатва», кого в первые дни не «окучила» в подвалах ударная волна, не сожгла, как дачники сжигают сорную траву, световая, не «скосили» нейтроны и гамма-лучи, продолжали «молотить» друг друга своими «молотилками» разного калибра, подсекать друг друга «серпами» кинжалов, финок и кортиков, за кусок незараженного хлеба, за глоток чистой воды, за место под «солнцем» аварийной лампочки бункера. Но и большинство из них, не задумываясь об этом, «зрели», подобно дарам природы поздних сортов, чтобы потом, через недели или месяцы, все равно, корчась в судорогах лучевой болезни, упасть к ногам этой «ядерной осени».

      Принявший на себя всю ту ненависть «уцелевших» за месяц, минувший с ТОГО МОМЕНТА, Волохов никак не мог отмахнуться от стоявшего перед глазами видения: тощие, с бледной, покрытой язвами кожей, в клочьях, бывших когда-то летней, одежды, с воспаленными красными глазами люди копошатся в развалинах и, как по команде, обернувшись на урчание их моторов, начинают швырять в колонну камнями, изрыгая неслышные бойцам проклятия. А одна женщина с растрепанными волосами, подняв высоко над головой мертвое тело годовалого ребенка, бросает его на броню волоховского БМПТ.

      4.09.2026 г. Москва.

      Тоннель в районе станции метро «Цветной бульвар»

      Первым желанием Скворцова, после того как его глаза привыкли к полумраку, было броситься бежать дальше куда глаза глядят. Он так и сделал. Пробежав метров триста по темному тоннелю, как потом оказалось, в сторону «Менделеевской», академик наткнулся на стоящий темной махиной поезд. Задыхаясь, он прислонился к прохладному металлу вагона. Ему все равно. Он устал. Устал чувствовать себя зайцем, на которого охотятся уже третий день. У него уже было столько возможностей погибнуть… Сейчас или позже – какая разница. Нахлынувшая усталость приглушила и без того уже мизерное чувство опасности. Скворцов сполз на холодный бетон.

      – Что нам делать? – Детский голос из вагона вывел его из оцепенения.

      – Наверное, надо идти на станцию, – неуверенно ответили ему.

      – Страшно!

      – Здесь тоже страшно, – из проема открытых автоматических дверей высунулась девчачья голова.

      – Гош, пойдем.

      – Осторожно, здесь высоко. – Скворцов вытянул в сторону девочки руку, пытаясь не дать той упасть.

      – Кто вы?

      – Не бойтесь, я не кусаюсь. А вы здесь как одни оказались?

      – Мы с дядей Сашей в цирк ехали, а потом свет погас, поезд остановился, и дядя Саша куда-то потерялся.

      «Ага, «потерялся», – подумал Скворцов. – Сбежал, сволочь». И уже вслух:

      – Ну, пошли на станцию вашего дядю искать.

      Дядю они так и не нашли. Видимо, человек он энергичный,