Хозяйка музея. Галина Артемьева

то время, как многие спали и видели, как бы убежать на счастливый Запад, оставить ребенка ни с того ни с сего в разваливающейся (вернее, уже развалившейся, чего пока не особо заметили) стране было бы подлинным безумием.

      Однако пришлось пообещать, что через несколько лет, когда наступит пора получать высшее образование, Свен, если будет по-прежнему стремиться на родину своих предков по материнской линии, поедет учиться в Москву. А пока – каникулы можно проводить на подмосковной даче, раз уж возникло такое острое желание.

      На том и порешили.

      И вот когда благополучно вернулись в любимый Манькин Копенгаген, тут-то и начало с ней твориться странное. Навалилась на нее Россия всем своим духом, всем прошлым, всем живым лихим разбойничьим языком, пугающей и предостерегающей историей, горькими судьбами близких и неблизких. И отступили романо-германские, японский, китайский и прочие языки перед завораживающей и манящей мистикой своего, родного, доселе мирно дремавшего.

      Теперь Маня писала своей дорогой сестре Лене письма в стихах. Ритм особый в ней пробудился. Она словно бы вернулась в свое отрочество, когда все, что доводилось наблюдать снаружи, находило внутренний отклик в виде стихов.

      Из Китая Лена получила от сестры письмо под названием «Рестораны Шанхая»:

      Черепаха не прячет в панцирь

      Ни ручки, ни ножки, ни голову:

      Поняла, что уход в себя – не выход.

      Она встает на цыпочки,

      опираясь черными ноготками

      О мутноватую стенку аквариума,

      И вглядывается вперед, вверх —

      Откуда, откуда придет спасение?

      Ты когда-нибудь видел

      Стоящую на двух ногах черепаху?

      Она выглядит как любопытный ребенок,

      заглядывающий через забор.

      Снаружи на нее смотрит

      многоглазая раскосая смерть.

      Она выбирает:

      «Какую, какую подать ей на ужин…

      Вот эту, что смотрит прямо в глаза,

      словно так и тянется быть сваренной?»

      Смерти тоже ведома жалость.

      «О, какая миленькая, пусть поживет.

      Дайте вон тех, сонных…»

      – Ква-а-а! – умоляет лягушка

      из соседнего аквариума.

      Она уже устала метаться и подпрыгивать.

      Какая бы ни была участь – все равно, пусть.

      Это только в сказке

      из сметаны сбивается твердое масло

      и – прыг! – спаслась.

      – Ква-а-а!

      Пусть уж скорее.

      Черепаха ни на что не отвлекается,

      Все встает на крепкие ножки,

      чтобы еще раз заглянуть смерти в глаза,

      в которых, кажется, есть ответ

      о выходе.

      Чужой, немыслимый, пугающий, непостижимый мир приближался к Лене вплотную благодаря общению с сестрой, из-за ее цепкого взгляда и умения описать увиденное несколькими словами.

      Потом письма перестали доходить. Что-то случилось с почтой. То ли марки сначала прельщали почтальонов, то ли вложенные в конверты открытки – письма пропадали.