Мертвый, как ты. Питер Джеймс

обращая на нее внимания, он продолжал забивать гвоздь.

      – Джонни! Ты что, оглох?!

      – Я не Джонни, – промямлил он с гвоздями в зубах, не переставая стучать молотком. – Меня зовут Ра! Мне надо повесить цепочки.

      Взяв туфлю за мысок, мать ткнула его шпилькой в ногу. Тявкнув, как побитая собака, он оступился и упал со стула. Мать опустилась на колени и принялась осыпать его ударами – острым концом каблука.

      – Никакой ты не Ра, ты Джонни! Понимаешь? Тебя зовут Джонни Керридж!

      – Я Ра! Так сказал врач!

      – Ты дурачок! Сначала из-за тебя ушел отец, а теперь ты сводишь меня с ума. Никакой врач так не говорил!

      – Врач написал: «Ра».

      – Врач написал в твоей дурацкой истории болезни буквы: «Эр. А.» – «ребенок-аутист»! Вот что ты такое. Ты бесполезный, проклятый ребенок-аутист! А зовут тебя Джонни Керридж. Усек?

      – Меня зовут Ра!

      Защищаясь, он свернулся клубком. Один удар пришелся в щеку; на ней вспухла кровоточащая царапина. Он вдыхал густой, терпкий запах ее духов. У нее на туалетном столике стоял большой флакон; однажды мать сказала ему, что «Шалимар» – самые классные женские духи и что он должен радоваться, что у него такая классная мать. Но сейчас она вела себя совсем не классно.

      Зазвонил звонок, и рука с туфлей застыла в воздухе.

      – Ах ты, дьявол! – сказала она. – Видишь, что ты натворил? Из-за тебя я опоздала, придурок ты этакий! – Она снова ударила его каблуком в бедро – так сильно, что проткнула толстые джинсы. – Черт, черт, черт!

      Мать выбежала из комнаты, крича:

      – Да впусти же его! Пусть подождет внизу!

      Хлопнула дверь ее спальни.

      Ра осторожно, морщась от боли, встал с пола и, хромая, вышел из комнаты. Он нарочно шел не спеша. Спустился по лестнице – они жили в двухэтажном четырехквартирном доме в жилом комплексе «Уайтхок». Когда он добрался до нижней ступеньки, в дверь снова позвонили.

      Мать крикнула:

      – Открой дверь! Впусти его! Не хочу, чтобы он ушел! Нам это нужно!

      По лицу текла кровь; она в нескольких местах запачкала футболку и джинсы. Ра с мрачным видом доковылял до входной двери и нехотя распахнул ее.

      На крыльце стоял пухлый потный тип в плохо сидящем сером костюме. Вид у него был сконфуженный. Ра уставился на него в упор. Толстяк уставился на него в ответ; лицо у него побагровело. Ра узнал его. Он уже несколько раз бывал у них.

      Ра развернулся и, задрав голову, крикнул:

      – Мама! Здесь вонючка, которого ты терпеть не можешь! Он пришел трахнуть тебя!

      17

      1997

      27 декабря, суббота

      Рейчел дрожала. Изнутри поднимался темный, кошмарный ужас. От холода трудно было думать. Во рту пересохло; очень хотелось пить и есть. Ужасно хотелось воды и чего-нибудь съестного. Она понятия не имела, сколько сейчас времени; вокруг было черным-черно, и она не видела часы, не могла определить, что сейчас на улице – день или ночь.

      Он бросил ее здесь умирать или собирается вернуться? Ей надо выбираться отсюда. Как угодно.

      Она прислушалась