.

рычание. И она понимает, что властный ругается. Кажется, это орочий. Очень замысловато-неприличное определение.

      – Зовите, лур… Больше ничего не остается.

      – На’Аталии, останьтесь… Я прошу вас…

      Этот голос не дает ей ворваться в небо. Стать свободной, как ветер.

      И Наталье в какой-то момент становится интересно: какой он, хозяин этого голоса?

      Она раскрывает глаза, видит склонившегося над ней мужчину. Понимает, что на коленях у него она и лежит.

      И это явно не человек. Слишком изящные черты лица. Острые уши. Белым облаком обнимающие его фигуру длиннющие волосы, сильные нежные руки, гладящие ее по лицу. И глаза…

      – Какой потрясающий цвет, – говорит она ему.

      – Чего? – спрашивает он шепотом.

      – Глаз. Я никогда таких красивых не видела.

      – Живая! – выдыхает он с облегчением.

      Глава седьмая

      Наташа проснулась. Осторожно прислушалась к себе – что-то с ней было не так. Охнула болезненно – голова тяжелая, будто в нее насовали чего-то медного. Или свинцового?

      – И что это такое? – пробурчала она негромко. – Перепила вчера, что ли?

      Но дикой жажды не было. Засуха в Бодунах не наблюдалась.

      Заворочалась, пытаясь найти позу поудобнее. Зацепилась за что-то теплое и жесткое.

      – Э’тили моа, – раздался рядом бархатный мужской голос.

      «Луна моя», – машинально перевела она на земной.

      – Не вертись, спи, – продолжил мужчина.

      Наташа взвизгнула.

      – Ну, что еще? – Он распахнул изумительные сиреневые глаза.

      – Я в постели с темным…

      – С владыкой темных, – уточнил он.

      – И что я тут делаю? – очень-очень осторожно спросила она.

      – Согреваете мне ложе – что тут непонятного! – нахмурился претемный лур.

      А Наташа посмотрела на него с укоризной и обнаружила на себе пижаму из белой мягкой ткани. Почти по размеру, только рукава и штанины отрезаны. Похоже, прямо ножом. Да еще в плечах свободно. Помотала головой. У нее опять провал в памяти, а этот… претемный лур… явно развлекается.

      – Вот уж не думала, что темные на это способны… – проворчала она.

      – На что именно? – поинтересовался владыка.

      – Шутить. Иронизировать.

      – Мы – разные. Как и люди, как и все остальные. Другое дело, какими мы хотим казаться.

      – То есть мнение о темных как о высокомерных, склонных к бешенству, презирающих сострадание…

      – Это все – чистая правда. Мы высокомерны – со всеми, кроме тех, кого сочли равными нам. Мы действительно можем впасть в бешенство. И тогда будем способны только убивать. Другое дело, что повод должен быть очень и очень значимый. Что же касается милосердия… Мы не будем поддерживать слабого. Но способны на искреннюю бескорыстную помощь тем, кого уважаем.

      – Вопрос, – помахала она рукой. – А слабость… Вы имеете в виду физическую?

      – Думаю, вы сами знаете ответ на свой вопрос.

      Владыка