Плацдарм. Игорь Недозор

экспедиций – наполнивших его душу трепетом восторга.

      И новые размышления, новые мучительные попытки подогнать под все это хоть какую-то теорию. Пришедшее неизвестно откуда слово «дромос» для обозначения проходов из мира в мир – пришедшее и оставшееся.

      Затем – первые замеры с помощью его аппаратуры в районах испытаний.

      Когда он показал расшифрованные данные шефу – подлинному научному динозавру, почтенному старцу, академику дюжины всемирно известных академий, тот сперва произнес, старчески кряхтя «Чушь какая-то!» А потом на полчаса буквально закопался в бумагах, лишь время от времени что-то бормоча себе под нос, и наконец, изрек «Вы знаете, Сережа, я бы на вашем месте подробнее занялся этими эффектами. Это возможно тянет на Госпремию!»

      – Это тянет на «нобелевку», старый перец!» – удовлетворенно изрек Байлаков про себя.

      И наконец разговор с отцом, к которому он готовился два месяца.

      А потом – тот самый доклад, к провалу которого он себя заранее готовил, но который был поддержан и утвержден. Старый маршал выручил, земля ему у кремлевской стены пухом.

      И вот скоро все решится. Главные полигонные испытания по программе «Порог» завершатся ровно в 12.00 по местному времени. Уже через пять минут…

      Только бы сработало! Может он зря отказался от мысли – произвести главный эксперимент где-нибудь в районе действующих зон контакта?

      Хотя пожалуй все-таки нет – только Богу известно – что будет если заряд рвануть в дромосе.

      Ага, вот оно!

      …Над каменным цирком медленно поднялся, ослепительно сияя на солнце, огромный купол. Наклеенная на крупноячеистую сеть алюминиевая фольга и станиоль, подвешенные к десятку аэростатов. Аэростатов, пролежавших где-то на складах с самой той войны. Тоже должно дать свой эффект – пусть и на ничтожную долю мига.

      Пошел отчет.

      Когда мертвенный голос произнес «Ноль», Байлаков привычно прикрыл глаза на шесть секунд.

      Он знал, что именно шесть секунд происходит реакция. Ровно шесть секунд длилась вспышка. Беззвучно вспыхнул и растаял серебряный купол, и уже ничто не мешало свету. Слепящему, жгучему, яростному, и вместе с тем какому-то мертвому. Ровно шесть секунд длилась вспышка. А когда она погасла, реле замкнули контакты, и электроток вонзился в сотни детонаторов, разбросанных в толще почти тысяча тонн старых боеприпасов, замурованных в обступивших цирк штольнях и шурфах. Синхронизированные направленные взрывы раскололи казавшуюся монолитной скалу и обрушили еще исходящие жаром каменные глыбы вниз, на дно провала, хороня облученный камень…

      Возникла пологая седловина, уходящая вниз, к каменному развалу.

      И в еще конце, когда осела пыль, взгляд мог различить некое смутное мерцание.

      Но стоило взглянуть на него через спецфильтр, то явственно различался обращенный вершиной вниз треугольник со скругленными углами.

      – Поздравляю, товарищи… – вдруг севшим голосом произнес