Участь Кассандры. Наталия Ломовская

мне? Или хотел меня подвести под монастырь? На память об этой истории, о спасении своем, искуплении и победе, я оставила себе кое-какие сувениры из купеческой мошны. Золота в них было немного, пропажа их не отразилась на весе мешочка, а поименно вещей старик Лежнев не помнил и на допросе показать не смог. И сейчас, когда я пишу эти мемуары, в мочках ушей у меня лежневские серьги. Глубоко утопленные в оправу, мерцают темно-красные гранаты-кабошоны, обрамленные сиянием крошечных алмазов. Ах да, мемуары. Давно собиралась, но все полагала – успеется, успею… Не волнуйтесь. Я знаю наперед, что успею. Потому что я все и всегда знаю наперед. Я не совершаю ошибок.

      Глава 2

      …Через два года отчима перевели служить в Москву. Мать уехала за ним. Через много лет я узнала, что его арестовали в 1934 году и быстренько, «не отходя от кассы», присудили двадцать лет дальних лагерей. За что? Почему? Никто не знал и спрашивать было глупо. Не знаю, собиралась ли моя мать, по обычаю декабристских жен, отправиться за мужем. Ее, как члена семьи врага народа, выслали в Казахстан. Не сомневаюсь, что с ее специальностью она и там не пропала. Наша переписка оборвалась за несколько месяцев до ареста старого чекиста Афанасьева. Полагаю, что моя Арина Касьяновна чувствовала надвигавшуюся беду и хотела оградить меня от вполне ожидаемой участи. Я не писала ей оттого, что точно знала о близости катастрофы и не собиралась привлекать к себе внимания. Мать не написала мне об аресте отчима, не написала о том, что ее высылают… Я догадалась, в чем дело, тогда это было легко. Я не стала вести поисков. Я постаралась забыть тебя, мама, я забыла тебя. Мама, если ты есть где-то, прости меня. Но тебя нет на этом свете, а в тот я не верю.

      Последняя весточка от матери догнала меня много лет спустя, в Москве. К слову, я никогда не любила столицу. Разбухшая от самодовольства и сытости, взрощенная на крови и унижении русских городов, громкоголосая, дурно пахнущая, не мать она России, а нерадивая нянька. В грязный платок заворачивает она соску из нажеванного черного хлеба и забивает нам рты. Причастившись культурных радостей Большого театра и Третьяковской галереи, я приступила к делам. Мне нужно было встретить на вокзале человека, который… Но это дела минувших дней, мои маленькие коммерческие операции, тогда незаконные, сейчас одобряемые и поощряемые государством.

      Павелецкий вокзал – маленькая провинция в столице, государство в государстве, как Рим в Италии. Поезд опаздывал, я чувствовала себя неуютно, жалела, что не осталась сидеть в автомобиле, а вышла к перрону. Но возвращаться было поздно, и я ждала. Подошел поезд, но не тот, что был мне нужен, и мимо меня повалила толпа «гостей города-героя» – хищная, плохо одетая банда мародеров. Внезапно я почувствовала болезненный толчок, словно кто-то точно и сильно ударил меня в грудь, но не снаружи, а изнутри.

      Солидно покачиваясь в плотном человеческом потоке, на меня двигался высокий пожилой мужчина с монголоидным типом лица. Рядом с ним, взявшись за рукав его куртки из облупленного