Рота Его Величества. Анатолий Дроздов

я ответить, но не решился. Взгляд старухи не сулил доброго.

      Я вздохнул и покачал головой.

      – Идем! – приказала она.

      Я сунул документы в карман и запер дверь.

      Мы шли по улице, размытой летним дождем; старуха семенила рядом, то отставая, то забегая вперед. Лужи она осторожно обходила. Я украдкой разглядывал гостью. На ней был ситцевый халат не первой свежести и стоптанные тапки с задником. Серые от седины волосы стянуты в пучок резинкой на затылке. Гостья оказалась не такой старой, как показалось вначале, – лет шестидесяти. Одутловатое лицо, усеянное родинками, сизоватый крупный нос, поджатые губы…

      – Простите, – сказал я. – Вас как зовут?

      – Глафира, – сообщила она и, подумав, добавила: – Семеновна.

      – Дяде вы кто?

      – Соседка.

      На моем лице, видимо, отразились чувства, потому что Глафира обиделась.

      – Да я, если хочешь знать!.. С Павловичем!.. Душа в душу! Сорок лет! Это он мне за домом велел присматривать!

      – Извините, Глафира Семеновна, – сказал я искренне. За домом, как я убедился, смотрели истово.

      – Пришли, – сообщила она, показывая рукой. – Кладбище.

      Мы миновали калитку и стали пробираться меж могил. Они располагались тесно, едва не смыкаясь оградами. На кладбище, как я заметил, упокоились многие поколения горожан: могилы со стороны входа были с коваными оградами и такими же крестами, явно вековой и более давности. Затем шли оградки из арматуры с памятниками из мраморной крошки или крестами из водопроводных труб. И только в дальнем конце стояли костяшки из габбро, обрамленные столбиками с цепями. Глафира подвела меня к холмику в углу.

      – Вот! – сказала, всхлипнув. – Встречай, Павлович, племянника.

      Павловича передо мной не было. А был песчаный холмик, деревянный крест с табличкой и букетик искусственных цветов, воткнутый прямо в песок. Букетик был свежим, видать, с недавней Радуницы. Глафира нагнулась и стала собирать с могилки обломки веток, налетевшие со старых лип. Затем извлекла откуда-то обгрызенный веник и стала мести вокруг холмика. Словом, делала то, чем обычно занимаются люди на могилах, чтоб как-то скрасить вину перед покойным: он уже там, а ты, деливший с ним дни и годы, еще задержался. С человеком, лежавшим под деревянным крестом, я ничего не делил, я даже не видел его никогда, потому вины не испытывал. Родственнику вздумалось завещать мне дом; спасибо, но я не просил. Что до наследства… Дареному коню в зубы не смотрят.

      Глафира закончила с уборкой, перекрестилась и поклонилась кресту. Я последовал ее примеру. Приличия надо соблюдать: о мертвых или хорошо, или ничего.

      Глафира выжидательно смотрела на меня.

      – Помянем раба божьего? – спросил я.

      – Это как водится! – ответила она и взяла меня под руку.

      Обратный путь мы преодолели быстрее. В доме Глафира уселась за стол, я достал из сумки бутылку водки, хлеб и нарезанную ветчину в вакуумной упаковке – все купленное в местном гастрономе.

      – Богато живешь! – сказала Глафира, разглядывая нарезку. – Где работаешь?

      – В