Пылающий лед. Виктор Точинов

жидкий ил давно восстановил свою нарушенную гладкую поверхность. Но там, где посуше, громадные колеи – почти в человеческий рост глубиной – можно было разглядеть издалека, хоть с километрового расстояния. «Гепарды» со следа не сбивались.

      Передовая машина выскочила на гребень очередной гряды, и Геллуэй увидел то, что видел до сих пор лишь на снимках, на изученных до мельчайших деталей схемах и чертежах, а еще чаще в сновидениях, – «Истанбул»…

      Крейсер лежал на киле с боковым креном около двадцати градусов. Вернее, так лежала его передняя часть. Оторвавшаяся корма в двадцати метрах, и крен ее значительно сильнее… Примерно такая картина и ожидалась после изучения корабельного журнала.

      Но кое-что стало для Геллуэя полной неожиданностью.

      6. Учет и контроль как основа феодальной экономики

      – Как это нет фамилии? – удивился «благородие». – Мало ли что немая, но грамоте-то обученная? Пусть на бумажке фамилию напишет.

      Анжела замычала что-то протестующее. Дед Матвей пояснил:

      – Она и сама-то не знает. Под бомбежку баба попала, контузило и всю память отшибло. Имя кое-как вспомнила, и все. Где жила, чем занималась, родня жива ли, – ничего, сталбыть, припомнить не может.

      – Нет фамилии – нет и человека! – наставительно сказал «благородие». – Сейчас придумаем…

      Думал он недолго, секунды две. И в размышлениях своих не перетрудился. Объявил:

      – Будешь отныне Анжелой Беспрозваной! Пиши, Сидор: Анжела Беспрозваная, пятьдесят один год и два месяца, НДР.

      Возраст он сочинил так же легко и просто, как и фамилию. Бомбежка не повод для нарушения порядка.

      – Беспрозваная – с одним «эн» или с двумя? – спросил Сидор.

      – Без разницы. Пиши с одним, бумагу сэкономишь.

      Писарь по имени Сидор заводил пером по бумаге. Вернее, не совсем по бумаге и не совсем пером. Книга состояла из листов белого пластика, на котором ни карандаш, ни ручка следов бы не оставили, да и на самокрутки он не годился ввиду полной несгораемости. Чувствителен был материал лишь к свету с определенной длиной волны, и писарь выводил свои записи лазерным стилом.

      – Разрешите спросить, ваше благородие, что значит эндээр? – поинтересовался дед.

      Под левым глазом у него набухал здоровенный синяк – напоминание о том, кому здесь вообще-то полагается задавать вопросы.

      – Спроси, старинушка, спроси. Разрешаю, – глумливо произнес «благородие».

      – Э-э-э… м-м… Сталбыть, спрашиваю: что значит эндээр-то?

      – То и значит – сколько поле ни засевай, ни черта не вырастет. Неспособная к деторождению.

      Алька и старик уже были учтены и переписаны, получив аббревиатуры ГСС и ОГСС соответственно. Годен и ограниченно годен к строевой службе. Дед – поплатившись за вопрос подбитым глазом – изумленно спросил: на какой такой службе его собираются использовать? Танкистом али летчиком? «Благородие» пообещал службу легкую: кашеварить,