Беллона. Анатолий Брусникин

сильного дождя или высокой волны.

      Уговаривать не понадобилось – я лихо перепрыгнул в шлюпку. Меня подхватили, легонько стукнули по загривку, и я оказался под кормовой банкой, меж ног у рулевого.

      – На кой он нам, Степаныч? – спросил рыжий, что предлагал ожечь меня линьком.

      – Молчи, дура. Вчерась юнга сбёг. Дракин ругается, грозит лычку с меня снять. А я ему нового доставлю – то-то и важно будет.

      – Башковитый был парнишка, потому и сбёг, – ответил Соловейко.

      – Ну это ты, Соловейко, не бреши. – Степаныч – я подглядел – показал конопатому кулак. – Наша «Беллона» – всем фрегатам фрегат. – И посмотрел на меня сверху вниз. – Хочешь, парень, на «Беллоне» юнгой служить? Форменку получишь, довольствие.

      – Где служить?

      Я высунулся: что там хожалый?

      – На «Беллоне». Лучший на всем Черноморском флоте корабль. А Беллона – это, брат, богиня войны.

      – Баба – и войны? – удивился я.

      – Смерть – она тоже не мужик, – сказал рыжий и подмигнул. – Вся погибель от баб.

      Боцман показал на черно-желтую ленту, которой у него был обвязан околыш бескозырки.

      – Видал? Из всей эскадры только на «Беллоне» такие. Егорьевские. Дадены за Наваринскую сражению. Станешь настоящий моряк – и тебе повяжут.

      – Куды ему, сопливому, ленту? – Соловейко сплюнул. – Скажешь! Еще юнгам егорьевский знак давать!

      Ни с лентой, ни без ленты поступать в корабельные юнги я не собирался. Еще не хватало! У меня подземное царство. У меня тайна, которую надо разгадывать – как раз и ниточка протянулась. Чёрта ль мне «Беллона»?

      Но перечить не стал. Как раз над кромкой причала мелькнул линялый голубой мундир полицейского. Я спрятался под кормовую банку.

      – Решай, паря, – тихо молвил Степаныч. – Или с нами, или туда.

      Тут с пристани спросили:

      – Эй, служивые! Шкет тощий, белобрысый, в матросской рубахе с заплатами на локтях тут не шастал?

      – Вали, селедка, – с угрозой отвечал боцман.

      У матросов с хожалыми была давняя вражда.

      Ничего полицейский не ответил, поостерегся. Сапоги ускрипели прочь.

      Вот теперь можно было сматывать.

      Я вылез из-под брезента, прикидывая, как буду действовать дальше. Перво-наперво – скакнуть обратно в ялик, потом ухватиться за канат – и на пристань. Ну а там поминайте как звали. Плавайте по морям-океанам на своей богине без Герасима Илюхина.

      – Индей! Явился наконец, – сказал один из гребцов.

      Я повернулся – обмер. На причале, оглядываясь куда-то назад, стоял мой страшный преследователь.

      – Тссс, молчок! – шепнул матросам Степаныч, а меня взял за шиворот и пихнул обратно под брезент.

      Я затаился там, в сырой темноте, трясясь от страха и ничегошеньки не понимая.

      Шлюпка качнулась – кто-то мягко в нее спрыгнул.

      – Где тебя леший носил? – проворчал Степаныч. – Заждалися!

      – Ишь, глазищами сверкает, кривоносый. – Это сказал Соловейко. – Зубами порвать хочешь? Кровушки хрестьянской попить?

      Ответа