Толстый – спаситель французской короны. Мария Некрасова

Фрёкен Бок – она должна знать.

      – Люар, – подтвердила она. И Сашке захотелось домой.

      Самая большая река Франции смахивала на речку-вонючку на даче. Шириной, наверное, метров пятьдесят… То есть сто… То есть двести! Чем дальше они ехали, тем шире становилась Луара. Серо-голубая вода блестела на солнце и пускала зайчики.

      Перелесок редел-редел, а потом вовсе кончился, и взорам предстала долина Луары во всей красе. Было похоже на картинку из «Сказок» Шарля Перро. Изумрудные газоны, кустики, подстриженные в форме разных зверей, и замки! Старинные французские замки из камня, с башенками, причудливыми маленькими окошками, блестящими шпилями и прочими наворотами старины. Тонкий увидел Амбуаз, знакомый по фотографии в буклете, и решил, что пора действовать:

      – Мадемуазель Жозефа, – Тонкий заискивающе посмотрел на гувернантку, – мы можем сходить в Амбуаз сейчас же? Я так мечтал его увидеть…

      Но гувернантка есть гувернантка. Режим прежде всего.

      – Сперьфа объед, патом экскюрсии! – строго изрекла она.

      Тонкий надулся. Когда ведешь расследование, дорога каждая секунда. Может быть, сейчас, вот в этот самый момент, глупая французская уборщица выметает последнюю улику, не замеченную полицией. А начинающий оперативник Александр Уткин никак не может ее перехватить, потому что обед, видите ли, важнее. «Салат – саляд. Суп – суп», – бухтел плеер.

      Замки кончились, и автобус затормозил у отеля, чересчур современного для этого исторического места. У отеля было неприлично много этажей и лампочки над дверью. У двери стоял швейцар в серо-голубой форме, похожей на милицейскую. А может, это русский милиционер подрабатывал в отпуске.

      Группа выгружалась. Гидра, выйдя первой, уже рассказывала, что вот это отель, что он был построен в таком-то году. Потом дошла до полезной информации: хотя за все уже заплачено, здесь принято давать чаевые:

      коридорному за то, что поднес тебе чемодан;

      лифтеру за то, что нажал кнопку в лифте;

      горничной за то, что убрала твой номер;

      официанту за то, что подал тарелку;

      всем остальным – по желанию, если они тебе понравятся.

      Причем платить нужно деликатно. Деньги для горничной оставлять на тумбочке, для официанта – на столе. И только лифтер и коридорный, так и быть, примут чаевые в кулак.

      Тонкий заскучал. Он выпросил у мамы триста долларов на хорошие краски, и еще по триста им с Ленкой выдал папа на карманные расходы. В России двести баксов – не самая маленькая месячная зарплата взрослого человека, а здесь как бы не пришлось все раздать на чаевые.

      – Понял? – толкнула его Ленка.

      – Понял: разоримся.

      – Балбес! Я говорю, чтоб ты деньги в номере не забывал. Подумают, что для них оставлено, и стырят.

      – Донт уорри, – по-английски сказала Жозефа. – К дьетям это не относится.

      Тонкий обрадовался: куплю красочки!

      Холл отеля смахивал на джунгли с небольшими пальмами, искусственным водопадом и настоящими обезьянами. Две обезьяны скакали по