Двести лет вместе. Часть I. В дореволюционной России. Александр Солженицын

из евреев и служил в свите Лжедмитрия I»[51].

      После Смуты нахлынувшие за её время польско-литовские люди были в России ограничены в правах, и «польско-литовские евреи должны были в этом отношении разделять судьбу своих сограждан», которым запретили ездить с товарами в Москву и замоскворецкие города[52]. (В договоре московитян с поляками о воцарении Владислава было оговорено: «Не склонять никого в Римскую, ни в другие Веры, и Жидам не въезжать для торговли в Московское Государство»[53]. А по другим сведениям, евреям – торговым людям после Смуты оставался свободен доступ и в Москву[54].) «Противоречивые распоряжения указывают на то, что правительство Михаила Фёдоровича не преследовало принципиальной политики по отношению к евреям… относилось более терпимо к евреям»[55].

      «В годы правления Алексея Михайловича встречаются многие данные о пребывании евреев в России – в Уложении не содержится каких-либо ограничений относительно евреев… они имели тогда доступ во все русские города, включая Москву»[56]. По словам Гессена, среди населения, захваченного при русском наступлении на Литву в 30‑е годы XVII века, было немало евреев, и «к ним применялись те же правила, какие были установлены для других». После военных действий 50–60‑х «в московском государстве вновь появились пленные евреи, к ним отнеслись отнюдь не хуже, чем к прочим пленным». А после Андрусовского мира 1667 евреям «предложили остаться в стране. И многие, как видно, этим воспользовались». Иные приняли христианство, и «некоторые из пленных явились родоначальниками русских дворянских фамилий»[57]. (Небольшое число крестившихся поселилось в XVII веке и на Дону, в станице Старочеркасской, и около десяти казачьих фамилий произошло от них.) Около того же 1667 англичанин Коллинз писал, что «евреи с недавнего времени размножились в Москве и при дворе», по-видимому при покровительстве придворного врача-еврея[58].

      При Фёдоре Алексеевиче была попытка приказать: «Которые Евреяны впредь приедут с товары утайкою к Москве» – товаров их на таможне не принимать, ибо «Евреян с товары и без товаров из Смоленска пропускать не велено»[59]. Однако «практика не соответствовала… этому теоретическому правилу»[60].

      К ранним годам (1702) царствования Петра, в связи с его манифестом, призывающим в Россию искусных иностранцев, относится его при том оговорка о евреях: «Я хочу… видеть у себя лучше народов Магометанской и языческой веры, нежели Жидов. Они плуты и обманщики. Я искореняю зло, а не распложаю; не будет для них в России ни жилища, ни торговли, сколько о том ни стараются, и какближних ко мне ни подкупают»[61].

      Однако за всё царствование Петра I нет никаких сведений о стеснениях евреев, не издано ни одного закона, ограничивающего их. Напротив, при общей благожелательности ко всяким

51

КЕЭ, Т. 7, с. 290.

52

Ю. Гессен, Т. 1, с. 9.

53

Н. М. Карамзин*, Т. 12, с. 141.

54

И. М. Дижур. Евреи в экономической жизни России // Книга о русском еврействе: От 1860‑х годов до Революции 1917 г. Нью-Йорк: Союз Русских Евреев, 1960, с. 156.

55

ЕЭ, Т. 13, с. 611.

56

ЕЭ, Т. 13, с. 611.

57

Ю. Гессен, Т. 1, с. 9–10.

58

ЕЭ*, Т. 11, с. 330.

59

ЕЭ*, Т. 11, с. 330.

60

ЕЭ*, Т. 13, с. 612.

61

С. М. Соловьёв*, кн. 8, с. 76.