Искатель сильных ощущений. Сочинение Каменского. В. Г. Белинский

мере диктуйте из маленькой книжечки, – вот этой зелененькой.

      – Хорошо, подай ее… Пиши:

      «Не всегда нужно, чтобы истина осуществлялась, делалась осязаемою, и того довольно, если она, как дух, витает кругом нас и напутствует гармонии, подобно звону колокола, с какою-то важностию и вместе с отрадою раздающемуся в воздухе».

      – Это что-то непонятно, как ваша философия.

      – Пиши дальше:

      «Надувать не значит еще играть на флейте: тут нужно двигать пальцами…»

      – Правда это, Мурат?

      – Можно и двигать пальцами, а все-таки не играть…

      – Пиши:

      «Лучшая сторона истории – это энтузиазм, которой она возбуждает».

      – Правда! правда! – закричал Мурат. – Я ли читаю, вы ли мне читаете историю, я становлюсь рука об руку с героем и совершаю с ним подвиги; за то я люблю ее более всего!

      – Пиши:

      «Когда я заблуждаюсь, может каждый заметить; когда лгу – нет»

      – Это что-то нечисто.

      – Да верно… Пиши:

      «И волосок бросает тень».

      – А горы… о, родина!.. есть где укрыться в тебе…

      – Экая кровь! экое племя! Пиши, пиши, Мурат:

      «Перед бурей, в последний раз взлетает пыль, но для того, чтобы после надолго улечься».

      – Точь-в-точь, как наши восстания…

      «Кто не знает чужих языков, тот не знает своего».

      – Слышишь ли, Мурат?

      – Да, когда между ними есть что-нибудь общего, а чеченский и, например, французский, которому вы меня учите…

      – Опять рассуждения…

      «Стучит в стену молотком и думает, что ни раз, то по шляпке гвоздя…»

      – Глупый человек! – сказал улыбнувшись татарин.

      – Пиши:

      «Учителями нашими зовем мы тех, у которых постоянно учимся; но не все те, у которых учимся, имеют право на эту кличку…»

      – Что? что?

      – Довольно! довольно! будет писать; подай тетрадку. Какая бездна ошибок и самых непростительных! (стр. 70–83. Ч. I).

      В самом деле, довольно! Просим извинения и у «почтеннейшей» публики и у талантливого автора за эту длинную выписку, которая была необходима. Вот уж подлинно «как заговорит о сотворении мира, так волосы дыбом станут», по словам Тяпкина-Ляпкина в «Ревизоре»…[8] Вот истинная лекция «о проницаемости природы и склонности человека к чувствам забвенной меланхолии!..» Понимаете ли вы хоть что-нибудь в этом сумбуре слов, выражений, восклицательных знаков и точек несчастного, «разочарованного» Энского, который гоняется по свету за «сильными ощущениями»?.. А между тем автор умел придать призрак какой-то связи этой куче мусора, этой луже фраз, умел придать этой галиматье какой-то кажущийся, внешний смысл, даже, с первого раза и для неопытнейшего взгляда, что-то похожее на мысль. И вот в этом-то умении мы и видим его юмор, его иронию: сделай он все это бессмыслицею, бросающеюся прямо в глаза, – и тогда из сатиры вышла бы карикатура, из художественных образов размалеванные рожи, – и его цель не была бы достигнута. Но он поступил в этом так искусно,

8

Неточно цитируются слова городничего из «Ревизора», редакция 1836 г., д. I, явл. 1.