Подпрапорщик Гололобов. Михаил Арцыбашев

у стола, поджав ноги под стул, и машинально размешивал ложечкой чай в своем стакане. Владимир Иванович тоже помешивал свой чай, и оба молчали.

      И тут только Владимир Иванович испуганно догадался, что вышло недоразумение: его стук в окно подпрапорщик Гололобов, очевидно, принял за желание войти и теперь сам недоумевал. Владимир Иванович почувствовал себя очень неловко и покраснел. Положение казалось ему глупым и по его вине, а Владимир Иванович, как все здоровые и самодовольные люди, терпеть не мог видеть себя в глупом положении.

      – Погода скверная, – недовольно краснея своему началу, проговорил Владимир Иванович.

      – Да, погода теперь действительно очень дурная, – поспешно согласился Гололобов и замолчал.

      «Как он странно… подробно как-то говорит!» – подумал Владимир Иванович.

      Неловкость его быстро прошла, потому что он, как всякий доктор, привык говорить с различными, часто совершенно ему незнакомыми людьми. Кроме того, он, как и чиновников, всех военных считал глупыми и не находил нужным стесняться с ними.

      – О чем вы тут мечтали? – опять впадая в привычный снисходительно-презрительный тон, заговорил он.

      Владимир Иванович был уверен, что хозяин так же вежливо и чересчур подробно ответит: «Я тут ни о чем не мечтал…»

      Но вместо того подпрапорщик Гололобов, не подымая головы, ответил:

      – Я думал о смерти.

      Владимир Иванович чуть не прыснул со смеху, до того несовместимой с белобрысою физиономией подпрапорщика показалась ему такая глубокая и значительная мысль. Он удивился и засмеялся.

      – Во-от как! Что же это вам пришли в голову такие мрачные мысли?

      – Каждый человек обязан думать о своей смерти.

      – И каяться в своих прегрешениях, вольных и невольных! – пошутил Владимир Иванович.

      – Нет. Просто думать о своей смерти, – совершенно спокойно и вежливо ответил Гололобов.

      – Почему так уж обязан? – кладя локоть на стол и закладывая ногу на ногу, насмешливо спросил Владимир Иванович, каждую минуту с удовольствием ожидая, что подпрапорщик «сморозит» какую-нибудь глупость, что казалось ему обязательным для подпрапорщика.

      – Потому что каждый человек должен умереть, – ответил тем же тоном Гололобов.

      – Да… ну, это еще недостаточная причина! – возразил Владимир Иванович и подумал: «Он, должно быть, не русский, потому что уж очень правильно выражается…»

      И ему вдруг почему-то стало неприятно сидеть здесь, против бесцветного вежливого подпрапорщика, и захотелось уйти.

      – А я думаю, что причина эта – совершенно достаточна, – сказал Гололобов.

      – Не будем спорить! – насмешливо согласился Владимир Иванович, и ему стало неприятно еще и то, что считающийся им за глупого и ограниченного человека подпрапорщик Гололобов думал и говорил о такой серьезной, глубокой и страшной вещи, как смерть.

      – Спорить не надо, а надо готовиться, – сказал Гололобов.

      – Что? – высоко поднял брови Владимир Иванович и рассмеялся, потому