Последняя битва Пономаря. Баян Ширянов

рукавами. Жилистые предплечья этого человека сплошь покрывали татуировки. Они наползали одна на другую и получалась совершенно сюрреалистическая композиция, на которой из храма со множеством луковок выходил скелет в милицейской фуражке, а надпись «Бог не фраер» соседствовала с кинжалом, картами и шприцом, и все это было обмотано колючей проволокой.

      – Ты что ль Грибоконь? – Спросил татуированный.

      – Я. – Кивнул Михаил Львович.

      – Ты воровской закон уважаешь?

      Шаману ничего не оставалось делать, кроме как кивнуть и попытаться уверенно произнести одно лишь:

      – Да.

      – Тут дело такое… – Репей посмотрел этапнику прямо в глаза, – скоро один наш кентяра поднимается. – Блатной сделал паузу, чтобы Грибоконь проникся важностью этого события.

      – Куда поднимается?

      – В жилку, мля!

      Теперь Михаил Львович окончательно запутался:

      – В вену?

      – Какую, нах, вену? Сюда, в отряд! – До Репья в конце концов дошло, что этот мужик не понимает его жаргона, и он вынужден был повторить свои слова на доступном языке. – Закрыли кента в ШИЗО. Знаешь, что это такое?

      Грибоконь осторожно кивнул:

      – Карцер?..

      – Ну, въехал… – Блатной, начавший, было, гневно сверкать глазами, слегка успокоился. – Кента встретить надо. Ну, там, чаек-буек, курево с ниппелем. Догоняешь?

      – А я тут причем? – Опасливо спросил Михаил Львович.

      – Не, ну, ты на него посмотри! – Репей покачал головой. – Ты в ларь пойдешь?.. На отоварку.

      – Наверное…

      – Не «наверное», а точно. У тебя на киче нарушения были?

      – Нет.

      – Знач, верняк, тебе на отоварку хозяин бабок кинет. Возьмешь там чай. Принесешь мне. На подъем! – Последнее слово блатной выделил особо, давая понять, что святая обязанность любого мужика приносить ему чай, для празднования освобождения мифического друга.

      – Я не могу. – Стараясь побороть страх, сказал Михаил Львович.

      – Что? – Блатной вскочил. – Для тебя воровской закон что, порожняк?

      – Я уже обещал.

      Репей несколько секунд соображал:

      – Ну, коли уж обещал, – вдруг с приторной сладостью в голосе проговорил зек, – то делать нечего. Но тогда давай покумекаем, что ты можешь, – Репей сделал ударение на этом слове, – дать на подъем…

      – Ну… Пару-тройку сигарет. – Предложил Грибоконь.

      – Что??!! – Теперь блатной разъярился всерьез. – Издеваешься?!

      – Нет. – Промямлил Михаил Львович.

      – Пять пачек! С фильтром! Понял?!

      Экстрасенс видел, как от этого заключенного исходят темно-бордовые волны агрессивной энергетики. Он уже захлебывался в них, но что-то внутри дало вдруг силу воспротивиться этим подавляющим волю эманациям, и Грибоконь вымолвил:

      – Нет.

      Блатной внезапно отступил. Он сел на кровать и, несколько секунд посверлив Шамана ненавидящим взглядом, процедил:

      – Ты об этом еще сто раз пожалеешь… – И отвернулся.

      Мгновение