Похитители невест. Роман Антропов

танавливали аналой, осматривали паникадило, люстры, смахивали пыль, что-то чистили тряпками.

      – Старайся, Егор, сегодня, кажись, нам хорошо перепадет! – вполголоса говорил один сторож другому.

      – Нешто очень уж богатые?

      – Чего богаче: миллионы венчаться будут.

      – Как так миллионы? – глупо переспросил служитель.

      – А так: невеста – первейшая богачиха, единственная дочка купца первой гильдии Сметанина, жених – тоже страшный богач будет, сын купца Русанова. Вот и выходит, что миллионы на миллионы пойдут!

      – Ой ли!

      – Дурак, правду говорю.

      Это известие окрылило Егора. Мысль о щедрых чаевых утроила его старание, и он с каким-то зверским удовольствием плевал на тряпку и обтирал ею перила и карнизы иконостасов.

      На клиросе – справа и слева – уже толпились певчие в парадном одеянии.

      Регент особенно суетился и волновался.

      – Вы, Колюченко, кажется, опять уже того? Успели уж! Насвистались? Эх, что с вами и делать!.. Сегодня ведь трудный концерт предстоит…

      В голосе регента слышалась укоризна.

      – Не беспокойтесь, Иван Елпамидонтович, как известно вам, октаве необходимо подкрепление. Какая же мыслима октава без водки! Конфуз один выйдет… А я вот как гряну:

      «Гря-а-ди, гряди, голубица-а-а!..»

      И он грянул действительно так, что у регента выпал из рук камертон, а долговязый сторож вздрогнул и чуть не изрек ругательство.

      – Эх ведь, как его пробирает!

      Тенора, дисканты, альты пробовали «верхи» по тону.

      В церкви были уже и батюшка, и отец диакон.

      – Хорошая свадьба! – убежденно крякал отец диакон.

      – Душеспасительная… – соглашался батюшка.

      Кое-кто из публики, толпившейся около церкви, проник во внутренность ее.

      Это поставило в тупик церковный причт.

      – Как отнестись к сему? Пускать народ, жадный до таких зрелищ, в церковь или не пускать?

      – Распоряжений особых не было… Стало быть – можно… – решил батюшка. – Как в храм Божий не пускать публику?

      – Эх! – злобно и сокрушенно ворчали сторожа, взирая на «любопытных», наполняющих храм. – И что это они прутся?

      – Ну, вы, почтенные, не лезьте, не толпитесь, не закрывайте проходу… Не для вас, чай, ковер разостлали! Становитесь в сторонку!

      – Известно дело, не для нас… Где нам на бархатных коврах стоять… – шипели достославные «цикорки», обожающие лицезрение богатых венчаний. – А храм-то, чай, не для одних-то толстосумов…

      – Ну, ну, ладна… Не прохлаждайтесь, а, пожалуйста, в сторонку! – окрысивались сторожа.

      В церковь уже начали съезжаться приглашенные на церемонию венчания. То и дело подкатывали экипажи, все – собственные, из которых выходили представители и представительницы именитого петербургского купечества, разодетые в шелка, бархаты, сверкающие массой драгоценных камней.

      – Гляди… гляди… Ишь, как сияет!.. – доносилось из толпы.

      – Чего им не сиять при эдаких деньжищах…

      – А что, жених-то еще не приехал, миленькие?

      – Нет. Сейчас, должно, прибудет… А ты что: перехватить его у невесты хочешь, тетка?

      В толпе, запрудившей собою место перед церковью, паперть и сени ее, прокатывается здоровый, веселый смех.

      – Тьфу, тьфу! – плюется, негодует «тетка». – Во-первых, какая я тебе тетка, а потом от живого мужа нешто можно за другого выходить?

      – А небось хотела бы за такого миллионщика пойти? – не унимается досужий балагур-зубоскал. – Эх, жалко, что ты замужняя: беспременно влюбился бы в тебя жених.

      Кругом смех усиливается… «Тетка» в пылу благородного негодования и оскорбленной гордости начинает уже ругаться.

      – Господа! Потише, без безобразий! – решительно изрекает будочник, следящий за порядком перед церковью. – Потеснитесь! Не прите!

      Экипажи, привезшие своих богатых владельцев, отъезжали в сторону.

      Сквозь узкий проход между двух стен толпы-публики проходила нарядная вереница свадебных гостей.

      Церковный староста, видя, что любопытных прибывает все более и более, крикнул сторожам:

      – Протяните канаты! Живо, живо!

      – Па-а-ди! Берегись! – доносились громкие, жирные окрики чудовищно толстых кучеров.

      – Ах, милушки, уж не жених ли?

      – И то как будто…

      – Чего вы врете, какой это жених…

      Шумит, волнуется, жужжит, судачит и злословит толпа.

      – Едет! Едет! – прокатилось в ней волной. Действительно, из роскошной кареты вышел жених, окруженный щегольскими шаферами под руку с посаженым отцом.

      – Ах, молодой, красивый!.. – заволновалась толпа.

      – И такой миллионщик!..

      В церкви уже зажжены люстры, паникадило, вся она