Лёд. Владимир Сорокин

по сторонам. Шли люди. Быстро. И не торопясь. Парень и девушка пили пиво на ходу.

      – Это правильно… – Лапин вынул пятисотенную купюру, кошелек убрал. Встал осторожно. Но боль затаилась.

      Он добрел до ларька. Купил бутылку «Балтики». Попросил открыть. Отпил сразу половину. Отдышался. Вытер выступившие слезы. Двинулся к метро. На Пушкинской площади было людно. Он допил пиво. Осторожно поставил на мраморный парапет. Стал спускаться вниз по ступеням. Остановился. Подумал: «А хули?»

      Повернул назад. Вышел на Тверскую. Поднял руку. Сразу остановились две машины. Грязно-красная. И зеленая. Почище.

      – Чертаново, – сказал Лапин водителю грязно-красной.

      – И чего?

      – Чего?

      – Чего-чего! Сто пятьдесят!

      Лапин кивнул. Забрался на сиденье рядом с водителем.

      – Куда там?

      – Сумской проезд.

      Водитель хмуро качнул усами. Включил музыку. Плохую. Но громкую.

      Через час небыстрой езды машина подъехала к семиэтажному дому Лапина. Он расплатился. Вышел. Поднялся на пятый этаж. Открыл ключом дверь. Вошел в тесно заставленную прихожую. В квартире пахло кошкой и жареным луком.

      – А-а-а… явление Христа народу, – выглянул из кухни жующий отец.

      – Надо же! – выглянула мать. – А мы уж понадеялись, что ты к Головастику переселился.

      – Привет, – буркнул Лапин. Снял куртку. Потрогал повязку: не заметно через майку? Глянул в овальное зеркало: заметно. Пошел в свою комнату.

      – Мы уже все съели, не торопись! – крикнула мать. Они с отцом засмеялись.

      Лапин толкнул ногой дверь с надписью: «FUCK OFF FOREVER!» В комнате был полумрак: книжные полки, стол с компьютером, музыкальный центр, гора компакт-дисков. Плакаты на стене: «Матрица», голая Лара Крофт с двумя пистолетами, Мэрилин Мэнсон в образе гниющего на кресте Христа, незастеленная кровать. Сиамский кот Нерон дремал на подушке.

      Три рубашки висели на спинке стула. Лапин взял черную. Надел поверх майки. Осторожно лег на кровать. Зевнул с ревом:

      – У-а-а-а-а-а-бл-я-а-а-а-а!

      Нерон нехотя поднялся. Подошел к нему. Лапин подул ему в ухо. Нерон увернулся. Спрыгнул на старое ковровое покрытие. Пошел из комнаты.

      Лапин посмотрел на большие губы Лары Крофт. Вспомнил медсестру.

      – Хар… Хара? Лара. Клара.

      Усмехнулся. Покачал головой. С силой выдохнул сквозь неровные зубы.

      В полуоткрытую дверь заглянула мать: 43 года, полноватая, каштановые волосы, моложавое лицо, серые лосины, черно-белый свитер, сигарета.

      – Ты что, и вправду сыт?

      – Я поем. – Лапин застегивал рубашку.

      – Погудели вчера?

      – Угу…

      – Позвонить трудно было?

      – Уг-у-у-у, – серьезно кивнул Лапин.

      – Мудило. – Мать ушла.

      Лапин лежал. Смотрел в потолок. Теребил стальное охвостье ремня.

      – Я дважды разогревать не буду! – закричала мать на кухне.

      – По барабану… – махнул рукой он. Потом приподнялся. Поморщился. Тяжело оттолкнулся от кровати. Встал. Побрел на кухню. Там мать мыла посуду.

      На столе стояла тарелка с куском жареной курицы. И вареной картошкой. Здесь