Лёд. Владимир Сорокин

отбросил молот.

      – Так и думала! – Рутман радостно засмеялась. Дула на пальцы.

      Трое приникли к груди парня.

      – Говори сердцем! Говори сердцем! Говори сердцем! – громко произнес Уранов.

      – Говори, говори, говори, милой, – забормотал Горбовец.

      – Говори сердцем, сердцем говори, сердцем… – радостно прошептала Рутман.

      В окровавленной посиневшей груди возникал и пропадал странный слабый звук.

      – Назови имя! Назови имя! Назови имя! – повторял Уранов.

      – Имя, милой, имя скажи, имя! – Горбовец гладил русые волосы парня.

      – Имя свое, имя назови, назови имя, имя, имя… – шептала Рутман в бледно-розовый сосок.

      Они замерли. Оцепенели. Вслушивались.

      – Урал, – произнес Уранов.

      – Ур… Ура… Урал! – Горбовец дернул себя за бороду.

      – Урррааал… ураааал… – Рутман радостно прикрыла веки.

      Счастливая суета охватила их.

      – Быстро, быстро! – Уранов вынул грубой работы нож с деревянной ручкой.

      Перерезали веревки. Содрали пластырь со рта. Положили парня на бетонный пол. Рутман притащила аптечку. Достала нашатырь. Поднесла. Уранов положил на побитую грудь мокрое полотенце. Горбовец подхватил парня под спину. Осторожно встряхнул:

      – Ну-ка, милой, ну-ка, маленькой…

      Парень дернулся всем хилым телом. Ботинки на толстой подошве заерзали по полу. Он открыл глаза. Тяжело вдохнул. Выпустил газы. Захныкал.

      – Вот и ладно. Поперди, маленькой, поперди… – Горбовец рывком поднял его с пола. На кривых и крепких ногах понес к машине.

      Уранов поднял молот. Разбил лед об пол. Рукоять кинул в холодильник. Закрыл. Понес.

      Парня посадили сзади. Горбовец и Рутман сели по бокам. Поддерживали. Уранов открыл ворота. Выехал в промозглую темноту. Вылез. Запер ворота. Сел за руль. Погнал машину по неширокой и не очень ровной дороге.

      Фары высвечивали обочину с остатками грязного снега. Светящийся циферблат показывал 00.20.

      – Твое имя – Юрий? – Уранов глянул на парня в верхнее зеркало.

      – Ю…рий… Лапин… – тот с трудом выдохнул.

      – Запомни, твое истинное имя – Урал. Твое сердце назвало это имя. До сегодняшнего дня ты не жил, существовал. Теперь ты будешь жить. Ты получишь все, что захочешь. И у тебя будет великая цель в жизни. Сколько тебе лет?

      – Двадцать…

      – Все эти двадцать лет ты спал. Теперь ты проснулся. Мы, твои братья, разбудили твое сердце. Я Ирэ.

      – Я Ром. – Горбовец гладил щеку парня.

      – А я Охам. – Рутман подмигнула. Отвела прядь с потного лба Лапина.

      – Мы отвезем тебя в клинику, где тебе окажут помощь и где ты сможешь прийти в себя.

      Парень затравленно покосился на Рутман. Потом на бородатого Горбовца:

      – А… я… а когда я… когда… мне надо…

      – Не задавай вопросов, – перебил Уранов. – Ты потрясен. И должен привыкнуть.

      – Ты ищо слабой. – Горбовец гладил его голову. – Отлежисси, тогда и потолкуем.

      – Тогда все узнаешь. Болит? – Рутман осторожно