«Шестисотая» улика. Вячеслав Жуков

в то, что оперативники вот так с ходу поверят ему.

      Ваняшин простодушно улыбнулся.

      – Кому? Назовите нам его фамилию и имя? – без нажима потребовал лейтенант. Скорее, его вопрос походил на дружеский совет, которым сам Домедов не захотел воспользоваться.

      Домедов отрицательно помотал своей здоровенной башкой, давая понять, что он отказывается назвать фамилию приятеля. Сказал:

      – Это мое личное дело, кому давать свою машину. И чего ради, я должен вам называть его фамилию. Я пришел, забрать заявление. Вот и все. А вы тут допрашиваете меня, – попытался Домедов перейти в нападение. Но это у него не получилось. Или получилось, но не совсем.

      – Во-первых, вас никто не допрашивает, – поспешил ответить майор Туманов. – Заметьте, мы всего лишь беседуем. Если хотите, как старые добрые знакомые, – сказано это было Федором с иронией, но не вызвало улыбку у Домедова, как на то рассчитывал майор. На Федора Туманова тот смотрел с затаенной настороженностью.

      – А во-вторых, уверяю вас, вы неправильно понимаете ситуацию, говоря, что это ваше личное дело. Теперь уже не личное. Вот в этой папке, – показал майор картонную папку, перевязанную тесемками, – лежит ваше объяснение, из которого следует, что вы видели человека угнавшего у вас машину. Там же лежит и акт опознания, который лейтенант Ваняшин заполнил в вашем присутствие в морге. Так вот в нем записано, что вы опознаете в убитом, человека, который угнал у вас «Мерседес». Или я ошибаюсь? Так под этим актом ваша подпись имеется. Как с этим быть, Домедов?

      – А никак, – довольно дерзко ответил Домедов, уставившись куда-то мимо Федора. – Обознался я и все. Лишнего наговорил. Не знаю я того парня, и никогда раньше не видел. – Сказано это было таким тоном, что у оперов не возникло сомнения в том, что Домедов будет стоять насмерть на вторичных показаниях.

      – Стало быть, обознался? – переспросил Туманов.

      Домедов согласно кивнул, не позволяя майору усомниться.

      – Обознался. Да и с кем не бывает. Машину у меня никто не угонял. И парня этого я никогда не видел. Больше мне добавить нечего, гражданин начальник. И знаете что, – он оттопырил рукав пиджака, под которым тускло блеснул увесистый золотой браслет с часами в золотом корпусе. – У меня мало времени. Я тороплюсь. Могу я уйти, или мне позвонить своему адвокату?

      В голосе Домедова присутствовала скрытая угроза, которая, впрочем, на Туманова не подействовала. И окончание фразы, там, где вопрос ставился насчет адвоката, майор попросту пропустил мимо ушей.

      – Ну что ж, раз вы так торопитесь….

      Домедов с облегчением привстал с неудобного стула, своей конфигурацией напоминающего электрический стул для казни, с тем лишь отличием, что руки сидящего на нем, никто не прикручивал к подлокотникам. Хотя и не сомневался, что при желании, скорее всего, иногда опера делали это, пристегивая руки к подлокотникам наручниками, тем самым лишая сидящего на нем, всякого сопротивления.

      – Да. Я очень тороплюсь. Так я пойду?

      Федор посмотрел на Грека, потом на