Гость из склепа. Дмитрий Емец

толстяку необъяснимый ужас. Обогнув мелкую чугунную ванну, торчавшую посреди комнаты, Петька растерянно остановился, глядя в мутное стекло, чудом уцелевшее на половине снесенной стены.

      Петька считал себя привлекательным и потому редко проходил мимо зеркала, не заглянув в него. Вид собственной физиономии всегда действовал на него успокаивающе. Но это стекло было каким-то неправильным. Или неправильным было само отражение. Или... тут уже Мокренко совсем запутался.

      «Чего-то тут не то. Совсем даже не то. Как-то я малость не так выгляжу. И язык отчего-то высунут», – размышлял он, разглядывая себя. Как и у всех тугодумов, реакция у него была малость замедленная. Но... чем больше он смотрел себя, тем отчетливее становилась беспокоящая его мысль.

      Внезапно тонкая струйка пота, выбрав путь, побежала у него по позвоночнику, а правая коленка нервически запрыгала, выбивая чечетку.

      Петька увидел тонкую веревку, обвивавшую шею его отражения. Веревка шла от крюка, вбитого в потолок. Голова отражения была почему-то скошена набок, лицо искажено непонятной гримасой, и вообще создавалось впечатление, что...

      Заорав, Мокренко отскочил назад так стремительно, что едва не опрокинул Фильку в ванну. Хитров от неожиданности тоже завопил.

      – Ты чего? – спросил он.

      – Там... м-меня повесили! Веревка на шею и – брык! А язык – вот так! – выдохнул Петька.

      Филька заморгал, разглядывая перекошенную физиономию приятеля.

      – Кого повесили?

      – Меня...

      – Где?

      – Там, в зеркале! Нет, не смотри... не подходи к нему! Стой!

      – Отпусти мой рукав, толстый! – выразительно сказал Хитров и шагнул к зеркалу.

      Мокренко, зажмурившись, ждал.

      – Трещина! – услышал он Филькин голос. – Идет сверху по стеклу – ты и принял ее за веревку.

      – А язык? Язык почему был высунут? – быстро спросил Петька.

      – Это ты у него спроси, чего он высовывается. У тебя нервных болезней нету? – осведомился Хитров.

      – Нету.

      – Значит, не нашли еще. А чего коленка дергается?

      – Хочется ей дергаться – вот она и дергается! Пошли отсюда! – огрызнулся Петька.

      «Вот как бывает, не пообедаешь один раз – и сразу глюки», – подумал он и, сунув руку в сумку, нашарил гигантский трехслойный бутерброд. Первый слой был с колбасой, второй с ветчиной, третий с омлетом. Полный нокаут для любого чизбургера! Заботливая родительница знала, что приготовить, чтобы ее отпрыск сохранил хрупкое здоровье с завтрака до обеда.

      «Вот сейчас выйдем – подзакушу!» – подумал, облизываясь, Мокренко.

      Но Филька, этот упрямый взъерошенный воробей, наотрез отказался уходить.

      – Погоди, давай еще побродим! Ты только прикинь: мы последние, кто здесь ходит. Через час от этого дома ничего не останется.

4

      В соседней комнате стояли три мраморных стола, а в углу – опрокинутый шкаф, вроде тех, в которых в больницах хранят инструменты. Фильке почему-то с первого взгляда не понравились эти столы, хотя они сразу увязались с той