Драгоценнее многих (Медицинские хроники). Святослав Логинов

упражнения.

      Студенты поклонились.

      – Приветствую вас, учитель, – сказал Везалий.

      Он ещё прежде был знаком с Гюнтером. Учёбу Везалий начинал в Лувенском университете, где всезнающий швейцарец вёл в то время курс греческого языка. А теперь они встретились в Сорбонне.

      Некоторое время Гюнтер молча следил за студентами, потом спросил Андрея:

      – Я слышал недавно, что вы, Андреас, занимаясь самостоятельно, доказали, будто бы кость нижней челюсти, вопреки Галену, является непарной…

      – Да, учитель, – ответил Везалий.

      – Если вас не затруднит, мне бы хотелось посмотреть.

      – Нет ничего проще, – Везалий вновь взялся за отложенный было нож.

      Когда операция была закончена, Гюнтер долго сидел, дёргая массивную золотую цепь, спускающуюся на грудь.

      – Вы показали всё так убедительно, – произнёс он наконец, – что я должен был бы поверить вам, если бы у Галена не было сказано прямо противоположное. Хотя, с другой стороны, за тысячу триста лет человек мог довольно сильно измениться. Пергамец насчитывает в грудной кости человека семь фрагментов, а мы находим только три. Люди мельчают. Но какое это имеет значение? Нам следует не рассуждать, а верить. «В медицинском искусстве умствование делает преступниками тех, кто им занимается, и приносит гибель тому, к кому его применяют». Это сказал Гиппократ, и мы должны беспрекословно следовать его наставлению. Я надеюсь, что ваши, внушённые молодостью, разрушительные мысли с годами утихнут, а бескорыстная преданность науке Асклепия будет вознаграждена. Друзья мои, послезавтра я читаю здесь студентам о мышцах живота. Мне бы хотелось видеть вас обоих в качестве прозекторов.

      – Мы прийдём, – вразнобой ответили молодые люди.

      – Значит, я рассчитываю на вас, – Гюнтер встал и вышел.

      – Швейцарец – неплохой врач, – задумчиво сказал Везалий. – Кажется, нам повезло.

      – Я не заметил в нём слишком большого ума, – возразил Сервет.

      – О нём говорят, – согласился Везалий, – что этот анатом держит в руках нож только во время еды.

      – Но ведь вскрытия будем делать мы, – подвёл итог Сервет.

      В круглое окно под куполом влетали первые косые лучи солнца. Город просыпался, с улицы доносился шум. Служитель стоял в дверях и ждал, когда щедрые студиозусы закончат своё неаппетитное занятие, чтобы забрать останки испанского дворянина и закопать их вместе с частями вчерашнего висельника.

      – И всё же, Гален ошибался, – сказал вдруг Везалий. – За тысячу лет у человека не могло бесследно исчезнуть четыре крупных кости и так сильно измениться все остальные органы. Но если бы такое и случилось, то значит, труд Галена потерял для нас своё высокое значение. Начиная с сегодняшнего дня, всякое слово Галена я стану проверять с ланцетом в руках!

      – Мудрое решение, вполне достойное звания медика, – подтвердил Сервет. – А теперь, Андрей, пошли. Нам пора.

      2. Руками и инструментами

      А