Не убий. Леонид Андреев

Нет, Феофан, слаб ты. Слушаю я тебя месяц, а нет у тебя настоящих слов; так словно в животе бурчит, а не слова. Эх, разве так обличать надо? – петь надо! Каждое словечко чтоб в самое живое место било, чтоб как заплакал человек, так до самой смерти и не отошел бы! Тоскующие надо слова, а ты что! Рычишь, как пес на цепи. Ты меня пронзи, а лаять-то, милый, всякая собака еще вперед тебе даст!

      Василиса Петровна. Барабан турецкий…

      Незаметно выпивает еще рюмку.

      Феофан. Что такое? Да ты меня настоящего видал?

      Яков. А какой ты настоящий?

      Феофан. А такой! Надо, чтоб запой у меня случился, вот какой.

      Яков. А так не можешь?

      Феофан. И так могу. Но только без настоящего заводу я очень милослив, очень я милослив, да. Я грешника-то люблю, когда я без настоящего заводу, вот в чем главное происшествие. Грешник, я тебе скажу, братец ты мой, – душевнейший человек; – да я за самого паршивого грешника, давай мне гору золота, и ту не возьму! Кто меня кормит и поит? – грешник. Кто душу мою лелеет? – грешник же (прослезился). Да я за грешника тысячу праведников отдам! Что праведник – от него, как от козла: ни шерсти, ни молока, а ты мне грешничка дай, я тебе в ножки поклонюсь!

      Василиса Петровна. Заблаговестил.

      Феофан (воодушевляясь). У меня, братец ты мой, нюх есть. Я как нюхну носом, так все насквозь понимаю. Ты думаешь, я не вижу, чем тут пахнет? Вижу. Эй вы, дщери вавилонские, винопийцы, блудницы, тати нощные, воры дневные, человекоубийцы. Чем тут пахнет, сознавайся!

      Тихонько открывая дверь, входит Кулабухов, прислушивается с крайний любопытством. На нем, вместо старого пиджака, довольно приличный сюртучок.

      Маргарита. Ох, да и страшный же ты черт! Яшенька, что он, шутит?

      Яков. Шутит. Глядите – смотрите: сам Кулабухов господин.

      Кулабухов (выступая). Так, так, пророки, да! Очень, очень поучительное зрелище. А как ты смеешь тут орать, а где такое правило, где такой указ сената? Ага!

      Феофан. Это ты, сыч? Вот я ж тебя сейчас напугаю.

      Кулабухов. А – а, меня? Нет, меня не напугаешь.

      Чинно садится, сложив руки на тощих коленях и с ядовитой невозмутимостью смотрит на Феофана.

      Маргарита (тихонько). Яша! Смотри, Яшенька, сюртучок надел. Вот же несчастный.

      Яков. Нет, уж и люблю я это. Феофан, что же ты?

      Феофан (пугая). Ну-у!

      Кулабухов (ехидно). Ну?

      Феофан. Сдохнешь!

      Кулабухов. Не боюсь.

      Феофан. Мертвечиной пахнешь! Сдохнешь, тля!

      Кулабухов. Не боюсь. Что, а? Ты меня пугаешь, а я не боюсь. Вот я и живой, вот я и сижу, вот я и ножку за ножку заложил, видал, хе-хе, что? И ручкой машу… вот, вот, что? И ручкой машу.

      Помахивает дрожащей рукой.

      Василиса Петровна. Ну что же это такое? Да что вы все делаете? Маргариточка, ты видишь?

      Феофан. Ах ты, таракан! Да как же ты смеешь не бояться? Бойся! Трепещи, поганец!

      Кулабухов. И не трепещу.

      Феофан.