Ты не слышишь меня (сборник). Наталья Нестерова

об Анне Дмитриевне обросла воспоминаниями, в которых было не отличить правды от невольных домыслов. Я могла бы вступить в диалог с живой свекровью, я отлично знала ошибки моей мамы. Но сражаться с бронзовым истуканом бесполезно.

      Тогда, во время моего субботника, Анна Дмитриевна единственный раз обратилась ко мне. Или не ко мне?

      Я мыла ту самую фамильную люстру в комнате, где лежала Анна Дмитриевна. На столе стояли три миски – с концентрированным хлорным раствором, с мыльной и с чистой водой. Пальцы немилосердно жгло, потому что я экономила на резиновых перчатках. Каждый кристаллик в подвесках требовалось драить, удаляя жирную грязь.

      Пришла медсестра Оля. Заворковала с Анной Дмитриевной: «Сейчас мы укольчик сделаем, постельку перестелем. Поворачиваемся на бочок. Вот хорошо! Вот умница!» С тяжелыми больными разговаривают как с неразумными детьми. Это понятно, это правильно.

      Но потом Оля, которой было сорок лет в обед, хмыкнула мне в лицо:

      – Все пыхтишь, стахановка? Не на ту карту ставишь.

      – Я в ваших рекомендациях не нуждаюсь! Лучше свою работу выполняли бы честно! Халтурщица!

      – Да кто ты такая, чтобы мне указывать?

      Словом, мы схлестнулись. Обменялись недипломатическими выражениями.

      И вдруг сиплый стон. Разворачиваемся. Анна Дмитриевна смотрит осознанно, старается голову оторвать от подушки. Анна Дмитриевна на моей памяти ни разу не произносила сколько-нибудь внятных речей. Она пребывала в своем мире – в мире боли и забвения.

      – Отвратительно! – прохрипела Анна Дмитриевна. – Господи! Как отвратительно!

      Мы заткнулись. Оля понесла постельное белье в ванную, чтобы запустить стиральную машину. Потом белье вытащит Максим Максимович и развесит на балконе.

      Я подскочила к Анне Дмитриевне. Меня разрывало на кусочки от желания помочь ей, облегчить страдания, выполнить любое желание.

      – Говорите, говорите! – умоляла я.

      Анна Дмитриевна посмотрела на меня уплывающим взглядом и повторила шепотом, закрывая глаза:

      – Отвратительно.

      Что она имела в виду? Свою болезнь и беспомощность? Олину халтурную работу? Мое присутствие в доме?

      Ответа я никогда не узнаю.

* * *

      – Махнем ко мне домой в субботу? – предложила я Вите.

      – Махнем, – согласился он.

      Позвонив маме, я предупредила, что приеду с Виктором. Мама еще несколько месяцев назад поняла, что у меня любовь. Выспрашивала, но я ограничилась скудной фактической информацией. Зовут Виктором, работает на заводе металлоконструкций, живет с отцом и матерью, которая сильно болеет.

      – У тебя с ним серьезно? – спросила мама.

      «У меня серьезно, – подумала я, – а как у него – не знаю».

      – Посмотрим, – ответила я.

      Но маму не проведешь. Серьезное от несерьезного она отличала легко. И расстаралась, принимая Виктора. Стол накрыла – как на большой праздник. Салаты пяти видов, рыба маринованная и